— Господа-а… — хлюпая носом, позвал их со льда Костя Кричевский. — Господа, помогите… Благодарю вас, господа… — и он разрыдался, не в силах отвести взгляд от близкой своей квадратной формы могилы, над которой вздымался легкий пар.
Спасители приблизились и стали откручивать груз, накрепко привязанный к Костиным щиколоткам.
— Да, брат, знатно прикрутили! — пропыхтел, тужась, гусар. — Стоял бы во фрунт перед Нептуном, как пить дать! — он хохотнул своей шуточке. — Ну, будет сырость разводить, городовой! В Неве и без того водицы хватает! Ты, чай, тоже слуга отечества, как и мы! Будь мужчиною!
— Спасибо вам, спасибо… — рыдал Костя, прижавшись лицом к его панталонам у колен. — Век… бога… молить…
— За корнета моли, за меня не надо! — буркнул, расчувствовавшись, поручик. — Коли бы не почудилось ему, что у меня один ус короче другого, да не стал бы он откалывать каламбурчики в эту сторону… Что вы улыбаетесь за моею спиною, корнет?! Дурная, скажу вам, манера — встать за спиною и улыбаться неизвестно чему!
— Да я не улыбаюсь вовсе! — сказал, улыбаясь, улан.
— Улыбаетесь!
— Что ж вам сегодня все не по нраву, поручик? Видите — не судьба нам продырявить сегодня друг друга… Да и пороху я не взял, а пистолеты разряжены. Пойдемте лучше, отпразднуем спасение раба божьего… Как тебя кличут? Раба божьего Константина, вот!.. Поверьте, поручик, вы мне за эти несколько минут стали куда более симпатичны, нежели прежде, и я даже готов признать, что был не прав касательно различий в размерах ваших усов! Константин, пойдемте с нами!
— Меня в полку засмеют, коли узнают, что городового спас! — воспротивился гусар, расправляя пальцами предмет своей гордости.
Веселые вояки помогли Косте подняться на ноги, попрощались, подобрали со льда свои шубы, обозначавшие барьеры на их несостоявшейся дуэли, и побрели, обнявшись и покачиваясь, на Выборгскую сторону, где ждали их легкие санки, ранее незамеченные Кричевским. Чудом спасшийся от ужасной гибели помощник станового пристава поспешил, трясясь от страха, с неверного льда на противоположный берег, где с лесных складов доносилась перекличка сторожей «слу-ша-а-ай!» и мерно постукивали деревянные колотушки.
Пришлось ему, чтобы выбраться на твердую землю, обогнуть склады, забирая вправо, к темному Таврическому дворцу, обширный парк которого, недоступный для публики, в те времена был окружен глубоким рвом и обнесен деревянным, заостренным наверху частоколом. Здесь доживали свой век на полном пансионе не находящиеся уже на действительной службе престарелые фрейлины императорского двора.
