— Где труп?! — гаркнул Костик что есть мочи, вдохновленный примером Чуркина.
— Не могу знать! — завизжал в ответ перепуганный дворник.
— Как не можешь?! — изумился Константин. — Ты же сам сказал, что в седьмом номере застрелили какого-то Лехельда!
— Никак нет, ваше благородие! Лейхфельда, если позволите!..
— Ну, Лейхфельда, неважно!.. Так что — тело еще там, в квартире?!
— Никак нет-с! Они ко мне изволили подняться!
— Кто изволил?!
— Господин Лейхфельд-с!
— Покойник?! — изумился Костик. — Да ты в своем уме, милейший?!
— Никак нет! Не могу знать! Простите, бога ради, ваше благородие!.. Смилуйтесь!..
По щекам и бороде дворника запрыгали крупные детские слезы.
— Эх, ты, деревенщина… холопская душа! Устава не знаешь! — сказал Чуркин, зачерпнул широченной ладонью снега, покрытого налетом сажи из заводских труб, вытянулся вверх, сколько смог, и, привстав на цыпочки, решительно растер плачущую физиономию Феоктистова. — Докладай их благородию по порядку! С самого начала, то есть! И смотри у меня, чтоб без утайки!
Дворник, наконец, кое-как успокоился, и Костя Кричевский провел краткий, первый в своей жизни допрос.
Дворник Феоктистов, встав поутру в шестом часу, расчистил двор от выпавшего за ночь снега и, утомленный, поднялся в свою каморку под самой крышей испить чаю. Прежде чем поставить самовар, Феоктистов пристроился на коленях перед малым образом с лампадою, на коврике между столом и кроватью, и принялся истово молиться с поклонами, прося Господа дать ему в жены женщину нрава кроткого, поведения правильного и с достатком. Увлекшись положением крестного знамени и исполнением обета прочесть «Отче наш» полста раз подряд, он не слыхал никакой стрельбы и весьма испугался, когда в чистенькую, скудно убранную квартирку его со стоном ввалился человек, в котором дворник не без труда признал жильца из квартиры номер семь двумя этажами ниже. Лицо инженера Лейхфельда искажено было страданием, лоб покрывала испарина, он правой рукой держался за бок слева, под сердцем.
— Дворник! — отчаянно вскрикнул он. — Дворник, помоги! Я ранен! — и повалился на кровать Феоктистова, обессилев.
Под распахнутым сюртуком инженера Феоктистов увидал дыру в рубашке, из которой толчками, будто вода из родника, выходила темная густая кровь, пачкая его постель. Дворнику стало дурно.
— Барин… барин… господин хороший… как же это вышло-то? — едва смог выдавить этот властитель метлы и лопаты, поднявшись с колен.
— Саморанение, — простонал Лейхфельд, — во время чистки оружия…
