— Прекратите, Розенберг! — неожиданно сурово сдвинул брови добрейший становой пристав, нависнув всею массой подобно глыбе над оробевшим немцем. — Это вы затеяли весь этот безобразный балаган! Я в службе уж тридцать лет без малого, без вас знаю свои обязанности, смею вас уверить, и уж исполню их в точности, будьте покойны!
Костя Кричевский бессильно упал на свой шаткий трехногий стульчик, схватился за голову, благо увлеченные перебранкой Станевич и Розенберг не обращали на него внимания. Боже мой! Зачем, ну зачем она это сказала?! Это все, разумеется, правда, тысячу раз правда, но сколько времени уйдет, пока все подтвердится?! А вдруг Лейхфельд умрет? Ведь спасение было так близко! Вытащить ее из камеры будет куда труднее. Придется, может быть, здание штурмом брать…
— Господа! — в отчаянии возопил он. — Господа, но как же дворник?!
Станевич и Розенберг, запнувшись на полуслове, воззрились на него изумленно и непонимающе.
— Дворник Феоктистов! Он же носил паспорт госпожи Омар-бек на регистрацию! Она зарегистрирована в седьмом номере, я проверял-с! Вы же мне сами велели, Леопольд Евграфович!
— Я полагаю, — призадумавшись и пощипывая ус, сказал Станевич, уловив резон в словах своего юного помощника, — я полагаю, нам следует обратиться за разъяснениями к княжне!
Они обернулись к ней все трое, и Костя вдруг увидел ее ожившие, смеющиеся, любящие лучистые глаза, устремленные только на него. У него даже дыхание перехватило под взглядом этих глаз, столь внезапно и беспричинно преображенных.
— Ах, господа! — улыбаясь прелестною улыбкой, воскликнула она, живо взмахнув руками. — Как нам всем здесь известно, строгость российских законов во все века смягчается необязательностью их исполнения! Каюсь… Паспорт мне при регистрации заменила синенькая ассигнация! Вины дворника Филата в этом нет, не карайте его. Больше всего я не терплю, когда страдают невинные! Теперь, господин Розенберг, можете исполнить свою давнюю мечту и запереть меня! Спасибо вам за сочувствие, господин становой пристав! И вам тоже спасибо, господин Кричевский! Особенное! Куда мне идти? Ну, что же вы молчите, господа?
Наступило некоторое молчание и замешательство. Никто из присутствующих не ожидал такой странной развязки, даже Розенберг.
— Кхе-кхе… — откашлялся становой пристав, посопев, старательно пряча взгляд от Розенберга. — Я, пожалуй, распоряжусь, чтобы вам приготовили камеру посуше, а пока можете побыть у меня в кабинете.
