— Не было ничего! — решительно сказал он сам себе сиплым спросонья голосом, ломким баском. — Не я это был! Я не я, и шапка не моя! А будочник… Ну что с того, что будочник… Он был пьян, скотина!
Вздув свечу и торопливо сбегав в отхожее место, находящееся в Петькиной квартире в дальнем холодном чулане, Костя Кричевский растер лицо перед тусклым зеркалом, чтобы скрыть юношеский пух на щеках и подбородке, хлебнул квасу из деревянного ковшичка и решительно натянул на широкие плечи холодную тяжелую шинель. Не какую-то там черную гимназистскую, как Петькина, — настоящую шинель полицейского! Петьке, как хозяину, предоставлялась возможность прибрать следы разгула до возвращения родителей, поехавших в город к родственникам, имеющим свой домик в Коломне.
Дверь парадного на тяжелом отвесе хлопнула громко, ударила об порог — и точно в ответ ей откуда-то неподалеку, сверху, бабахнуло что-то звучно и гулко, как выстрел, и стекло тоненько тенькнуло. Константин замер на секунду, прислушался. Ничего не случилось. Опять ничего не случилось… Он разочарованно махнул рукой, поднял воротник и побрел в сером промозглом тумане Инженерным поселком к первому Чугунному переулку, где в новом двухэтажном желтом здании располагалась его полицейская часть. Пора уже было поспевать на службу, потому что светало и колокола отзвонили к заутрене.
При выходе из поселка на Обуховскую улицу, протянувшуюся вдоль краснокирпичного заводского забора на добрую версту, стояла злополучная полицейская будка — небольшой домик с одной дверью под навесом, выкрашенный в две краски: белую и черную, с красною каймой. В зверинце Зама, длинном деревянном бараке на Большой Морской, Костя видел смешную лошадь той же масти, что и полицейская будка. Давно это было, еще до пожара[2].
Будочник, отставной солдат Иван Чуркин, низенький, широкоплечий и кривоногий, одетый в серую шинель с башлыком на спине и громадный кивер времен Бородинской битвы был похож на перевернутое ведро. Опираясь двумя руками на грубую алебарду на длинном красном шесте, он стоял не под навесом, а прямо на ветру, открытый всем напастям непогоды северной столицы. Всем своим видом треплемый ветром страж порядка был укором забывшему о своих обязанностях молодому полицейскому, и красные маленькие глазки его взирали на Костю Кричевского пристально и недобро. Татарин-подчасок, отданный будочнику в помощники и в услужение, торопливо кидал снег с тротуара возле будки большой и тяжелой деревянной лопатой. Рядом с будкой красовался уличный фонарь — полосатый столб, выкрашенный подобно будке, с четырьмя чадными масляными горелками перед металлическими щитками, дававший свету ровно на два шага вокруг себя.
