Затем товарищ прокурора несколько раз указывает на то, что умерший Лейхфельд был человек слабого характера, легко подчиняющийся чужому влиянию. По этому поводу я прошу вас припомнить, что Лейхфельд, вслед за привозом его в больницу, был разлучен с Рыбаковской, видел ее всего один раз, когда она приходила вместе с Белавиным, но зато он виделся почти каждый день с Розенбергом и Грешнером и, таким образом, был совершенно изъят из-под влияния Рыбаковской и отдан под влияние лиц, враждебных Рыбаковской. Очень может быть, что именно вследствие своего характера, вследствие неясности представления он вынес из разговора с этими лицами то сознание, которого не вынес из самого происшествия. Под влиянием, с одной стороны, своего слабого характера, с другой — Грешнера и Розенберга, которые, без сомнения, старались представить ему Рыбаковскую в самом черном свете, у него действительно мало-помалу составилось не убеждение, а предположение, что Рыбаковская стреляла в него умышленно!
Продолжая доказывать достоверность показания Лейхфельда, товарищ прокурора указывает, между прочим, на подтвердившееся показание Лейхфельда о том, что револьвер накануне не был заряжен, и что потому он мог спокойно отнестись к попыткам, которые делала Рыбаковская. Да вот только подтверждает показания Лейхфельда сама Рыбаковская, которая, следовательно, как будто сама дает против себя орудие! Я обращаю ваше внимание на это обстоятельство потому, что из него можно вывести заключение о том, что Рыбаковская совершила свой поступок с заранее обдуманными намерениями. Действительно, в этом деле нет середины! Нужно или признать, что она совершила убийство с заранее обдуманными намерениями, или же нужно признать, что она совершила его по неосторожности. Для предположения, что она совершила это преступление во внезапном порыве, не остается места, потому что как из показаний Рыбаковской, так и из показаний Лейхфельда видно, что между заряжанием револьвера и выстрелом прошел известный промежуток времени.
Для того, чтобы предположить в Рыбаковской заранее обдуманное намерение совершить то преступление, в котором она обвиняется, мне кажется, решительно нет основания! Признание ее в том, что она зарядила револьвер, показывает именно то, что она не считает это обстоятельством, уличающим ее в преступлении!
Я также напомню вам некоторые детали, не упомянутые господином товарищем прокурора. Рыбаковская не скрывала перед происшествием, что у нее есть револьвер и что она умеет из него стрелять — это она доказала в присутствии свидетеля за несколько часов до происшествия. Поздно вечером двадцать первого февраля она стреляла из незаряженного револьвера в присутствии дворника! Если предположить, что у Рыбаковской было хоть что-нибудь похожее на намерение убить Лейхфельда, можно ли предположить, чтобы она показывала, во-первых, что револьвер не заряжен, и, во-вторых, что она умеет стрелять?! Без сомнения, нет!
