— Слышу!.. Иду! — недовольно отозвался Костя, поспешно вставая и приводя одежду в порядок. — Не скучай, милая! Завтра в ночь украду тебя! Тс-с!..
Он приложил палец к ее губам, предупреждая расспросы, потом еще раз приник к ним долгим, ненасытным поцелуем, коснулся пальцами гладких упругих волос, после чего почти бегом вышел из камеры, опасаясь задержаться хоть на миг, чтобы не остаться до утра. Никак не следовало теперь ему вызывать подозрения.
В коридоре уже шумели, волокли пьяных, и Костя, будто надзирая происходящее, прошелся туда-сюда, подсказал хмурым, разгоряченным борьбой городовым обыскать задержанных на предмет огня и опасных для жизни предметов, и попутно исподтишка осмотрел в дальнем конце коридора застенка лаз в потолке, ведущий на чердак.
Пройдя тихо чердаком в другое крыло здания, легко можно было спуститься по наружной приставной лестнице на задний двор, к конюшне и каретному сараю, а там, у забора, лежала известная Кричевскому высокая поленница запасенных дров, взойдя на которую ничего уже не стоило соскочить на ту сторону, в глухой темный тупик, где можно поставить никем незамеченную упряжку… И ищи ветра в поле!
Счастливо улыбаясь, молодой помощник станового пристава прошелся по двору, приставил и осмотрел валявшуюся под стеной лестницу, опробовав крепость ступенек, проверил и пологую поленницу, легко взбежав по ней на самый верх и обратно во двор. Оставив на утро осмотр чердака, Костя, чрезвычайно довольный, гордясь своею сообразительностью, затушил обгоревшую под корень спасительную свечу в кабинете станового пристава и отправился домой.
Избегая встречи с матушкой, все эти дни не находившей себе места от сердечного томления и беспокойства, простаивавшей ночи напролет перед домашней иконой, он, подобно ночному вору, приподнял лезвием перочинного ножичка щеколду кухонной двери и проник в родной дом с черного хода. Стащив сапоги, в одних носках, беззвучно ступая по холодным половицам, прошел он к себе и тихо лег ничком на постель, стараясь не скрипнуть сеткой, не раздеваясь, сняв только тяжелую шинель. Сон не шел к нему, щеки горели, но голова была ясная. Вывести любимую из застенка было еще только полдела, даже четверть дела. Много труднее было определить, куда податься им после. Нужны были лошади, паспорта — без них далее Обуховской заставы не уедешь — нужны были деньги, много денег.
Хорошо зная, как будет действовать городская полиция, задумался он также над тем, как изменить Сашенькину прекрасную внешность, поскольку описания ее разосланы будут повсюду. Пришло ему в голову остричь ее и представить мальчиком, своим младшим братом, и он заулыбался в темноте, вообразив ее в своем гимназическом мундирчике, с ремнем и медными пуговицами. Ей по нраву должны прийтись такие перевоплощения.
