Еще долго я вымещал накопившуюся злобу на скорчившемся под градом ударов незадачливом чародее. Хорошо, хоть лопатой не воспользовался, а то, наверное, убил бы. Наконец, я немного пришел в себя и прекратил избиение. Цадок заворочался и неуверенно сел на траве, утирая кровавую юшку с фейса.
— У… у меня был только небольшой отрывок текста! — жалобно пропищал он. — Я же хотел как лучше…
— А получилось как всегда! — я опять замахнулся, но запал уже прошел, и рука остановилась на полпути к многострадальному лицу торговца. Тот даже не думал защищаться, полностью осознав, видимо, свою вину.
— Кто же ты на самом деле, гость? — осмелел Цадок, видя, что я раздумал его бить дальше.
— Человек! Обычный человек из будущего.
— Откуда?
— Из других времен, еще не наступивших. Какая разница? Ваш мир мне чужд, и я хочу домой!
Неясно было, понял ли тот, но он продолжал гнуть свою линию:
— Так ты иудей?
— Да, — не счел нужным скрывать этот факт я.
— Воин? — все не успокаивался Цадок.
— Ну… — я почесал в затылке. Три года срочной и пятнадцать лет активной резервистской службы кое-чему меня научили, конечно, но для местных условий этот опыт вряд ли подходит.
— Допустим — воин. К чему ты клонишь?
— Так может быть, ты и есть Защитник волею Господа нашего! Просто я чего-то не понял в описании! — возбужденно воскликнул тот.
Вот фрукт! Не мытьем, так катанием! Только зря это он… Насколько я помнил, преследования евреев, начавшиеся в Западной Европе в конце двенадцатого века, имели под собой сугубо экономические причины — появление, в результате крестовых походов, прослойки христианских купцов и ростовщиков. И евреи, занимавшие эту, ранее считавшуюся недостойной для истинного католика нишу, оказались лишними на празднике жизни. Хитроумные итальянские ростовщики и доблестные рыцари Храма, ссужавшие деньгами всех европейских монархов, не считали нужным делиться еще с кем-то и организовали травлю, не гнушаясь никакими методами. И противостоять исторической тенденции не сможет и батальон Терминаторов, не то что один слабый человек! Поэтому я схватил надоедливого мечтателя за шиворот, рывком поднял его на ноги и проникновенно сообщил:
— Ты можешь думать как хочешь, но запомни следующее: Я! Хочу! Домой! Из этого и будем исходить! Где эти твои записи?
— Д-дома. Я их оставил дома, в Мюнхене.
— Значит, поедем к тебе! И попробуем разобраться вместе! — терять надежду выпутаться из этой истории я не собирался.
— Кстати, почему ты меня так долго искал, целых полтора месяца? — спросил я, пока Цадок пытался привести себя в порядок, утираясь и отряхиваясь.
