– Это кто ж у вас такой поклонник Гайдара?
– Да есть один, который всеми секретами управляет.
– Вот мне еще интересно, он многое прочитал и среди всех выбрал Гайдара или же Гайдара прочитал, потому его и выбрал?
– Я отвечу и смогу читать?
– Конечно!
– Скажу только то, что знаю наверняка. Он еще любит читать сказку «Кот в сапогах» Шарля Перро и «Укрощение строптивой» Шекспира.
– Из них, конечно, Гайдар ближе к жизни, а то грозило бы парням быть Маркизом Карабасом, Людоедом и Котом или Петруччо, Гортензио и Бьонделло или еще…
– В оригинале.
– Что в оригинале?
– Он их читает в оригинале. Не может найти перевод, который удовлетворил бы его полностью.
Мне пришлось уняться. Матвей начал читать. На его лице ничего не отражалось, но я поняла, что ему пора ехать. Он положил письмо обратно в конверт и стал постукивать им по столу. Я обхватила его руку, положила голову на плечо, набрала побольше грусти в голос:
– Спасибо, – поскребла ногтями по рубашке там, где должно было прятаться сердце.
– За что? – он положил свою руку поверх моей.
– Что отучил врать. Я теперь буду бояться. Я так теперь буду бояться, у-у-у-у-у-у-у… И никогда не буду врать.
– Это хорошо.
– Ага. Поедешь прямо сейчас?
– Ага. Ты поедешь со мной?
– Если ты полетишь из Парижа, то да.
– А если нет?
– Тогда я не знаю, как жить дальше.
– Кому?
– Мне бы с тобой…
– До Парижа?
– Ага.
– Почему?
– У меня там еще остались дела.
– Не врешь?
– Не-а.
– Какие дела?
– Волосы отрастить, маме позвонить.
– За этим, конечно, только в Париж.
– Да, только туда.
– А потом ты прилетишь ко мне?
– А потом будет суп с котом.
Глава 9. Важно. Старый седой негр
Знаете, как выглядят щемящие воспоминания о хорошем сексе? Я это видела. В ночном кафе играла музыка. Конечно, джаз. Конечно, саксофон. Конечно, негр. Седой немолодой негр играл на саксофоне джаз. Он не открывал глаза. Играл без усилий. Мышцы на лице казались вовсе расслабленными. Откуда брался этот сильный звук – загадка. Сакс играл сам. Явно, что в данном случае «Сакс» – это было женское имя. Они целовались. Их невозможно было разнять. Они сцепились. Без остервенения. На них невозможно было смотреть, но и оторвать от них взгляд тоже было невозможно. Они не играли. Они купались в нежности. Они вспоминали обнявшись. В их музыке не было энергии действия, они не зажигали. В их музыке была энергия прошлого. Энергия воспоминаний. Того, что было. И было хорошо. Того, что грело. Тогда. И сейчас. Он не сожалел. Она тоже. Ни о чем. Играя, они не грустили о том, что не источают секс, что чего-то не успели, что сейчас им что-то не доступно или доступно не так, как раньше. Он был доволен. Она тоже. Всем. Всем, что имеют сейчас. Всем, что имели когда-то. Что имели когда-либо. Они с удовольствием вспоминали. Им было хорошо. И мужчины, те, что сидели за столиками, те, что сейчас были молоды и обнимали красивых женщин, эти мужчины завидовали старому седому негру, держащему в руках Сакс. Всего лишь сакс. И женщины, те, что были молоды и красивы, те, кого обнимали молодые мужчины, эти женщины завидовали сейчас тем, совсем уже немолодым дамам, с которыми через свой сакс не-словами разговаривал старый седой негр. Никто в зале не танцевал. Пока играли старый седой негр и его Сакс, никто не танцевал. И после его ухода еще какое-то время никто не танцевал. Никто даже не вставал из-за столиков…
