Честная игра | страница 8



Он серьезно ответил:

— Очень. Я был так красив, что люди останавливались на улице, оборачивались и смотрели мне вслед, и я слышал, как они говорили: «Неужели это возможно!»

— Должно быть, это приносило вам большую радость!

— Да, мне это нравилось, я не мог от этого отказаться. Но все это, естественно, отнимало часть времени от моей работы, я позволял чувству возобладать над собой и терял способность к наблюдению. Слишком часто.

Владислав долго молчал. А потом сказал:

— А теперь, пожалуй, чтобы завершить этот день, можно было бы подумать и о еде. Вы что-то упоминали о бифштексе?

Около четырех на пол в прихожей упала утренняя газета.

— Вы устали? — спросил Владислав.

— Да.

— Тогда я не добавлю слишком многого к уже сказанному. Только одно — и теперь, моя дорогая подруга, слушайте меня совершенно внимательно. Собственно говоря, речь идет лишь о следующем: не уставать, никогда не терять интерес к чему-либо, и особенно — свою драгоценную любознательность, не бывать равнодушным, в противном случае это значит — умереть. Как просто, не правда ли?

Мари посмотрела на него, она слегка улыбнулась, но ничего не ответила.

Владислав взял ее руки в свои и сказал:

— В нашем распоряжении всего лишь две недели. Это позволит нам обсудить только жалкую частицу всего того, о чем нам надо поговорить, о чем нам должно поговорить. Но не расстраивайтесь, мы призовем на помощь ночи. А теперь вам надо поспать. Не удивляйтесь, если меня не будет, когда вы проснетесь, — это значит, что я ушел всего лишь на утреннюю прогулку. Город[10], разумеется, производит абсолютно провинциальное впечатление, но он — у моря. Когда открываются цветочные магазины?

— В девять утра, — сказала Мари. — И мне начал очень-очень нравиться красный цвет.

Туве Янссон

Письмо

Нелегко точно определить, когда началось это изменение, но Юнна изменилась, никакого сомнения: с ней что-то случилось. Это казалось даже не очень заметным, во всяком случае, не настолько, чтобы спросить: не плохо ли она себя чувствует или, может, чем-то огорчена. Нет, изменение было не очень заметно, и невозможно уточнить, чем оно вызвано, но это было. Ни раздражения, ни угрюмого лица, ни напряженного молчания, но Мари знала, что Юнна о чем-то думает и не желает об этом говорить.

Они встречались только по вечерам, потому что Мари работала над эскизами к иллюстрациям. Это был большой заказ, она и радовалась ему, и вместе с тем страшилась его. Когда она пришла к Юнне, ужин был готов, и они ели, держа, как обычно, возле тарелки книгу. Затем включили телевизор, все было спокойно и совсем как обычно, но Юнна выглядела как-то отстраненно, была где-то очень-очень далеко.