Вечером я все же уговорил его пройти дистанцию еще раз и буквально притащил его к Люстигу, чтобы получить у него разрешение сделать эту попытку завтра. Люстиг отнесся к просьбе очень благосклонно, но сказал, что сам не может решить этот вопрос и передаст просьбу Летану. Будет очень жаль, если де Грааф не попадет в Блиду после того, как ему пришлось ради этого вынести столько всякого дерьма. Мне будет не хватать его — мы уже давно держимся вместе; де Грааф здесь единственный человек, кого я могу назвать другом и кому могу доверять.
На следующий день
Де Грааф не едет в Блиду. Бедняга все еще надеется, что благодаря письму его родителей к мадам де Голль его отпустят. Блажен, кто верует. Помимо де Граафа, в Блиду не берут Абуана, Блода (о ком я ни капельки не жалею), маленького подонка-француза Ласаля и еще одного француза — Планше. Компания — не позавидуешь.
Из прибывших сюда двадцати шести человек нас осталось шестнадцать. Остальные дезертировали, заболели желтухой, попали под арест или не выдержали испытаний.
12 сентября 1960 г.
Слава богу, Летан ушел от нас. Вместо него прямо из Сен-Сира[24] прислали нового лейтенанта, Риголо. Мне он понравился с первого взгляда. Чувствуется, что это правильный человек.
Спустя неделю
На рассвете нас подняли и отвезли в Сиди-бель-Аббес, где посадили на грузовой поезд, идущий в Оран, — это был первый этап нашего путешествия на восток по Северному Алжиру. Радость оттого, что мы покидаем Сюлли, была омрачена расставанием с де Граафом. Возможно, я никогда больше его не увижу, но запомню навсегда — мы вместе прошли курс начальной подготовки в легионе. Это забыть невозможно.
Ехали мы долго, останавливаясь в каждой крошечной деревушке, попадавшейся по пути. И на каждой станции тысячи арабских детишек облепляли окна поезда, как саранча, протягивая ручонками свой товар: дыни, финики, кускус,[25] лимонад и порченые апельсины.
По пути произошел инцидент, который запал мне в память, потому что я никогда больше не видел такого уникального удара. В Сиди-бель-Аббесе мы два часа ждали поезда до Блиды и стояли небольшой группой около железнодорожного полотна. Среди нас были Мариноли и Гарри Штобб. Штобб — это столб из крепких мускулов высотой шесть футов три дюйма. Весит он, наверное, фунтов сто девяносто пять. Мариноли пониже его, но тоже плотно сбит. Марио, как мы его зовем, уже два месяца ходит с открытой раной на ухе — в этом климате раны отказываются заживать: они постоянно гноятся и доводят нас порой до исступления. Так и случилось с Марио сегодня.
