Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе | страница 44



Как правило, начальник караула бывает удовлетворен лишь после того, как заставит провинившегося переменить каждую форму по нескольку раз; обычно этот момент наступает уже далеко за полночь. Сержанта это нисколько не волнует: он все равно находится на дежурстве и отоспится на следующий день, для нас же это сущее мучение. Мы и без того к концу дня валимся с ног от усталости, и каждая минута сна для нас драгоценна. Только нам и не хватает, чтобы какой-нибудь тупица-сержант измывался над нами чуть ли не до утра.

В результате настроение у всех хуже некуда. Ничего подобного не было в Маскаре. Здесь же не жизнь, а тягомотина. Пища по-прежнему негодная, что также не способствует поднятию духа. Никакого товарищества между нами не чувствуется, наш коллектив — двадцать четыре солдата, каждый сам по себе. Де Грааф пребывает в унынии. Мы уже видеть не можем этих никчемных сержантов с их фокусами, а в особенности капралов, в которых нет ни капли юмора и которые не способны хоть сколько-нибудь вдохновить нас. Мы не видим никакой цели, никакого смысла в том, что делаем. Мы просто плывем по течению. Нам не на чем сконцентрировать свои усилия, не к чему стремиться. Полный застой, как в засорившейся канализационной трубе. Сержантам так же скучно, как и нам, но они могут хотя бы как-то развлечься в своей столовой, или уединиться в своей комнате, или в любой момент окунуться в ночную жизнь Сиди-бель-Аббеса, или, в конце концов, отвести душу, гоняя нас целый день и наблюдая за нашими мучениями.

Изнуряющий зной, естественно, лишь усугубляет наши мытарства — мы постоянно потеем, ночью и днем, когда бодрствуем и когда спим, — облегчения не наступает ни на минуту. К тому же постоянно не хватает воды, и она строго нормирована. Надо так распределить свою норму, чтобы хватило и на питье, и на мытье, и на бритье. К полудню вода нагревается настолько, что пить ее становится невозможно, — еще одна неурядица, порожденная бестолковым руководством. Моя рана, полученная в незабываемой схватке с Отто Шмидтом, до сих пор гноится, и я уже с отчаянием думаю, что в этом климате она так и не заживет. Мы все мечтаем поскорее выбраться из этого болота и вернуться в полк, пока окончательно не свихнулись.

24 августа 1960 г.

Хоть какой-то проблеск. Нам с Гарри Штоббом и Генри Шеффером удалось получить увольнительные в бель-Аббес. Шеффер — молодой немец. Он в отличной форме, — наверное, с ним не сравнится никто в нашем взводе; при этом ему всегда и во всем обязательно надо быть первым. В целом, он мне нравится, однако полного доверия не вызывает. Бегает он быстрее меня, но я побиваю его в лазании по канату, прыжках в высоту и стрельбе, и его это явно заедает. Однажды, когда подсчитывали очки, заработанные нами в разных видах спорта, я слышал, как он ревниво спрашивал сержанта, сколько очков у меня. Он видит во мне соперника. Начисление очков происходит непрерывно, и Шефферу очень хочется возглавлять этот список, хотя не думаю, что набравшего наибольшее количество очков ожидает сколько-нибудь завидная награда.