В конце концов, их дело маленькое. Им сказали охранять, они и охраняют. Конечно, немцы рассердятся, если узнают, что они пропускают к раненым мальчишек, так ведь приказа не впускать не было! Им, немцам, наверное, и в голову не приходило, что кто-то посмеет прийти на помощь пленным — ведь на каждом углу вывешены строгие приказы, заканчивающиеся словом «расстрелять». Неужели в этой стране даже дети не боятся смерти?
По их солдатским рассуждениям выходило, что пора бы двигаться дальше, да что-то не похоже — уж больно сильно укрепляют инженерные части город. Не собираются ли русские наступать? От этих комиссаров всего можно ждать.
Румыны всех русских считали комиссарами. Даже мальчишек, которые неизвестно о чем шептались с пленниками.
А шептались о том же — о наступлении.
— Это ж факт, что Ростов надо отбить, — рассуждал Яшка. — Обязательно надо. А то ведь что получится — дальше, подлюки, кинутся. Город-то наш — ворота на Кавказ. Во как…
— Дон замерзнет — и двинут, — уверенно подхватил Витя. — Хватит гадам ползучим нашу землю поганить.
— Скорей бы уж он замерзал, ваш тихий Дон…
— А что, ребята, фашисты в Ростове лютуют? Тихо все вроде. Вот и нас не трогают. А уж который день….
— Румын в городе много, а им с чего лютовать? Немцы — другое дело. Тем поперек дороги не становись. Мать рассказывала, в Нахичевани — есть у нас в Ростове такой поселок — пацана фашисты убили. Они приказ вывесили, чтоб голубей посдавали, а какой мальчишка своих птиц отдаст? Увидели его вроде с голубем, ну и…
Коля не смог повторить «убили». Замолк. И вдруг раздался твердый, решительный голос:
— Вот что, ребятки, помогли вы нам здорово, век не забудем. Только больше чтобы мы вас тут не видели! Понятно!
— Это еще почему? — взвился Яшка.
— А вот поэтому самому, — уже спокойно ответил человек, похожий на Колиного отца.
— Правильно, — неожиданно для ребят, да, пожалуй, и для самого себя, согласился Коля. — Все правильно. Не беспокойтесь, мы будем осторожней…
Домой шли молча. Яша и Витя вопросительно поглядывали на своего вожака, сосредоточенно шагавшего рядом, но спрашивать его о чем-либо не решались: еще чего доброго запретит им ходить в подвал. Сам-то он, конечно, раненых не оставит, не такой человек, так ведь и они не трусы. Почему он молчит? О чем думает?
А Коля думал о них, о том, как безраздельно доверяют ему эти славные пацаны свои жизни. Они признали в нем вожака, идут за ним в огонь и в воду. Верят: где он — там удача. А если что случится? Если и на их улице загремят выстрелы, как вот уже целую неделю гремят на других? Если кто-нибудь и из его товарищей захлебнется в последнем крике, как тот пацан с голубем. Как посмотрит он тогда в глаза матерей — Анны Ивановны, Ольги Федоровны, тети Ксении?.. Что скажет им?
