Да кому?
Одна только мысль, будто в этом царстве ледяных кристаллов, посрамляющих своей правильностью построения величайших геометров, могло быть что-то живое и тёплое, казалась смехотворной. Белизна снегов запросто довела бы до отчаяния любую пряху — такового идеального полотна никогда не добиться даже магическим отбеливателем. Да и зачем… ничто иное не нужно здесь — а эта красота чуждой оказалась бы под жарким солнцем полудня, где буйствует жизнь, изощряясь в красках и трепетных формах.
Небесные радуги кокетливо сложились в узор. Прильнули зачем-то к горизонту — там, куда нет доступа никому. Да так и застыли переливающейся горой. Взвихрились бешеными искрами, застыли совсем. И разом опомнившаяся позёмка вмиг образовала мохнатящуюся восхитительно мягким инеем дорожку.
Туда, в алмазный дворец, куда никому не суждено войти. Куда невозможно даже дойти. Да и незачем, по правде-то говоря…
* * *
Отрывок из разговора неустановленных лиц, зафиксированного лазутчиком Святой Церкви на террасе королевского дворца медников в ночь весеннего равноденствия. Баритон пожилого мужчины, несомненно дворянина, и молодой женский голос с возможным акцентом уроженки восточного побережья.
— В каком он сейчас состоянии?
— Увы, пока без изменений, ваш…
— Без титулов, милочка! Продолжайте же, мы весь внимание.
— Целители уверяют, что телом здоров совершенно. Зато разум бродит неведомыми нам тропами. Да и недоступными тоже, чего уж тут греха таить.
— Мы так поняли, вы применили магическую пиявку?
— Даже две, ваш… простите. Я помню его, когда он появился в известном вам заведении. Молодой, сильный… однако не то главное. Обычно к нам на обучение попадает всякая, извините, шваль.
— Извиняем — что есть, то есть. (смешок)
— Так вот… в отличие от остальных, он не просто крепко стоял на ногах — его уверенность в себе основывалась не на пустом месте. Он ведь мастер — нет, Мастер с большой буквы. Он сила сам по себе.
— Что ж, мы читали отчёт. И что?
— И выучить столь здравомыслящего человека чему-то новому оказывалось совершенно невозможно. Даже вредно — он всё воспринимал бы и преломлял через призму своего опыта и своих умений.
— Кажется, мы начинаем догадываться…
— И единственный способ оказался — выбить почву у него из-под ног. Надломить. Посеять неуверенность, ввергнуть в пучину раздумий. Заставить на время забыть о прошлом и стать никем.
— Помолчите чуть, дайте нам подумать… да, пожалуй, вы правы.
— Уболтать его заняться моим клинком было счастливой находкой. Даже не побоюсь сказать — гениальным озарением. Именно тогда, на холме, он раскрылся, я и навесила на него первую пиявку.
