Тогда, может быть, определенную роль в подобном направлении интересов Врубеля и его художественных вкусов играл и сам город Одесса, облик этого города, в котором стилю классицизма принадлежала особая роль. Невозможно было не восхищаться какой-то особенной стройностью ритмов города, прямизной его улиц, регулярностью общей городской планировки. Это чувство достигало своей кульминации, когда Врубель оказывался перед знаменитой лестницей к морю — своеобразными котурнами города — и окидывал глазами площадь с памятником основателю Одессы — Дюку Ришелье. Стоящий в центре площади, он мог показаться даже маленьким. Но вместе с архитектурным ансамблем, с вогнутыми ампирными зданиями, замыкающими пространство, Ришелье, облаченный в античную тогу, уподобленный римским императорам, был великолепен и исполнен величавой, строгой торжественности. Такое же впечатление оставляло здание Биржи, замыкающее Приморский бульвар.
Художественные нормы классицизма внушали чувства логики, соразмерности, рациональности и гармонии, учили верить во всесильный разум, в великие идеи эпохи Просвещения. Но и романтические особняки тоже действовали своим стилем, убеждали в правоте своей свободы, своего протеста против строгих норм и регламента. Одним словом, в камнях Одессы по-своему запечатлелась отшумевшая, но вечно возникающая борьба классицизма И романтизма. По-видимому, с этого времени в сознание будущего художника стал входить и волнующий безмолвный язык каменных архитектурных форм.
Направлению развития художественных интересов Врубеля могли также способствовать и особенности культурной жизни города, в основном определяемой иностранными влияниями даже в 1860-е и 1870-е годы. Итальянские и французские издания, гастроли заграничных трупп, в том числе и особенно успешные — итальянской комической оперы, определяли культурную жизнь и вкусы одесситов. Юный Врубель несомненно подпал под их власть.
Безмятежное, счастливое отрочество! Очаровательный внешне, способный, мальчик утешал родных уже с ранних лет своей разносторонней одаренностью. Он был из тех счастливчиков, о которых говорят, что они «родились в сорочке». Юношеские письма Миши дышат чувством гармонии семейных отношений, любовью к родным, преданностью семье, приверженностью ее заботам. Как печется он о самочувствии мачехи, уставшей от живущих в семье пансионеров, как близко к сердцу принимает болезнь глаз отца! С каким теплом и интересом относится к маленьким сводным сестричке и брату — Лиле, Володе! Особенно он был привязан к единокровной сестре, Анюте, Письма к ней, учившейся на педагогических курсах в Петербурге, и повествуют нам о его жизни в эти юношеские годы.
