Я смотрю на нее, не сразу понимаю, о чем это она.
— Человеку в жизни надо пробовать и ошибаться! — говорит она, все тем же делано-оживленным голосом, притворно-веселым голосом. И я вдруг понимаю, что́ она имеет в виду, похоже, она думает, я бросил музыку, потому и нахожусь здесь, а не в турне, пытается внушить мне, что думает, будто я покончил со своими планами, и разыгрывает облегчение, изображает радость, чтобы меня грызла совесть, когда я расскажу ей, что вовсе не бросил музыку. С Ларсом и Андерсом я, конечно, порвал, но она об этом не знает, просто разыгрывает свой спектакль, а к тому же я вовсе не отказался от своих планов, наоборот, намерен продолжать.
— Так-то вот, — говорит она.
— Мама! — Я пытаюсь снисходительно улыбнуться.
Она будто и не слышит. Не глядя мне в глаза, тускло улыбается, говорит:
— Так и должно было случиться!
— Мама! — повторяю я, чуть громче. — Просто отменили несколько концертов, и у нас выдалась парочка свободных дней, потому я и заехал к тебе. — Духу не хватает сказать ей, что я ушел из группы, а то ведь еще больше уверится, что я ошибся со своими планами.
Проходит секунда.
— Ты уж лучше сам наливай! — Мама пропускает мои слова мимо ушей, не глядит на меня, только наклоняется, берет кофейник и ставит на стол передо мной, с тусклой улыбкой. — Я-то в два счета пролью. — Она пытается засмеяться. — Перешла на другие таблетки, а от них руки ужас как дрожат.
Я опускаю глаза, подавляю вздох, снова поднимаю глаза, хочу повторить, что не бросил музыку, но молчу, смысла нет говорить, я обуздываю себя, гляжу на нее.
— Доктору ты об этом говорила? — спрашиваю, беру кофейник, наливаю нам обоим кофе, черного, крепкого, свежезаваренного. Смотрю на нее, вижу невеселое лицо с делано-храброй улыбкой, чувствую, как внутри закипает раздражение.
— Нет! — отвечает она, прямо-таки недовольным тоном, кривит один уголок рта, слегка качает головой и выглядит тоже недовольно, ни с того ни с сего.
— Но ты должна ему сказать!
— Не-ет! Зачем это? Какие таблетки ни принимай, у них всегда есть побочные воздействия.
На миг становится тихо. А потом мама вроде как внезапно понимает, что зашла чересчур далеко, глубоко вздыхает и наклоняется над столом.
— Ладно, — говорит она, быстро, нервозно, пытается как бы взять себя в руки, пытается улыбнуться. — Наверно, и вправду надо поговорить с врачом.
— Ясное дело, надо, ведь так не может продолжаться, — отвечаю я, стараюсь подавить раздражение и немножко пойти ей навстречу, стараюсь дать ей немного сочувствия, которого она ищет, поднять ей настроение, немножко поддакнув, потолковать с ней о болезни.
