Я следила за всем этим по новостям. Вокс все более погружался в безумие, и постыдное поклонение Айзеку Двали было новым симптомом этого. Я готовилась к новым проявлениям коллективного сумасшествия. «Жди неожиданностей», — писала в своем дневнике Эллисон. Не оригинально, зато всегда к месту.
Но при всей своей готовности к сюрпризам я буквально лишилась дара речи, когда в моих дверях появился Айзек — бледный, как поганка, ясноокий, как дитя, улыбающийся до ушей, с восхитительным обращением «Эллисон» — вместо «Трэя» — на устах.
* * *
Я его, конечно, побаивалась.
Я не знала, чего ему надо, и меня напугало, что своим приходом ко мне он привлечет ко мне ненужное внимание — и уже наверняка привлек. Где-то поблизости притаились те, кто не упускал его из виду, скрытые глаза Вокса сфокусировались на нем, скрытые уши напрягли слух.
Но он сказал только: «Можно войти?» — и когда я молча кивнула, он плотно затворил за собой дверь.
Мне хватило храбрости предложить ему сесть, но он остался стоять.
— Я ненадолго.
Он заговорил по-английски — на моем родном языке, напомнила я себе. Под всем налетом новизны в нем еще теплился тот Айзек Двали, которым он был когда-то, — мальчик, воспитанный в экваторианской пустыне людьми, стремившимися к контакту с гипотетиками почти так же страстно, как и обитатели Вокса. Он походил на меня и на Турка своим смятением, неполнотой души. И при этом был — пускай потенциально — очень опасен.
Помимо его бледности, поражали его глаза, взгляд, прожигавший насквозь. Когда он посмотрел на меня, моей первой реакцией было заморгать. Он сказал, что его не надо бояться, я в ответ пролепетала:
— Легко сказать!
— Ты навещала меня, когда я был болен, — сказал он.
— Вы меня помните?
Он с улыбкой кивнул.
— С тех я пор я многое о тебе узнал.
— Обо мне?
— По Сети. Я знаю, кто ты. Думаю, нам полезно побеседовать. Я не причиню тебе вреда. И никому не расскажу про ваш план бегства.
Много месяцев я тренировала в себе мастерство оставаться непроницаемой, чтобы сохранить один-единственный нехитрый секрет. Теперь, когда все мои усилия пошли прахом, я была так потрясена, что не могла шелохнуться.
— Нас никто не слышит, — подбодрил он меня.
— Ошибаетесь… — выдавила я.
От его улыбочки можно было свихнуться.
— Датчики Сети в этой комнате отключены. Пока я не уйду, они не включатся.
— Вы такой всесильный?
— Благодаря тому, что в меня вшили хирурги, я могу воздействовать на Сеть, даже на «Корифея».
Неужели это правда?
