Кормилец впервые упомянут в летописи во время правления Ольги. Речь идет об Асмуде — кормильце Святослава, положение которого во властной иерархии, по существу, ничем не отличалось от воеводского. Решение о начале битвы с древлянами принимал не только воевода Свенельд, но и кормилец Асмуд. «И рече Свѣнелдъ и Асмудъ: „Князь уже почалъ, потягнѣте, дружино, по князѣ“».[219] По существу, все свидетельства о кормильцах или дядьках указывают на особый их правительственный статус. В последующем, а то и одновременно с выполнением своих гувернерских обязанностей, они становились воеводами, тысяцкими, посадниками. О Буды это сказано в летописи определенно, но, по-видимому, такой же путь прошли воевода Ярополка Блуд, а также Добрыня, ставший наместником Новгорода. Не случайно польский летописец Длугош, приводя летописные известия о Блуде, называл его consiliarius и palatinus.
А. Е. Пресняков, исследуя этот сюжет, счел возможным отождествить воевод Блуда и Буды один с другим, будто бы на том основании, что в ряде летописей оба имени подаются как варианты одного. Правда, привел и мнение С. М. Соловьева, который считал их разными людьми.[220] Конечно, такое отождествление не корректно. Даже если бы эти имена и абсолютно совпадали, у нас не было бы никаких оснований полагать, что у Ярополка Святославича и его племянника Ярослава Владимировича был один и тот же кормилец и воевода.
Чрезвычайно интересные сведения о воеводах содержатся в уже упомянутой статье 1043 г., рассказывающей о походе русских на Константинополь. Возглавил поход сын Ярослава мудрого Владимир, однако воеводство над воями многими, как пишет летописец, было поручено «Вышатѣ, отцю Яневу». Из дальнейшего текста следует, что в походе принимал участие и еще один воевода Иван Творимирович. Он отрекомендован воеводой Ярослава и, определенно, предводительствовал его профессиональной дружиной.
Можно предполагать, что в данном случае мы имеем дело с двумя различными воеводами — одним профессиональным, дружинным, и другим назначенным только на время военного похода, командиром ополченцев. Чаще всего в литературе именно так и объясняется это двойное воеводство. Разумеется, так вполне могло быть. Весь вопрос заключается в том, чем это можно подтвердить. Обращение к летописному тексту не позволяет предполагать, что Вышата, которому было поручено воеводство над воями, не принадлежал к высшему дружинному сословию. Из буквального содержания той части текста, где говорится в постигшей флотилию русских кораблей катастрофе, следует, что, во-первых, среди выверженных на берег 6 тыс. русичей были не только вои, но и дружинники, а, во-вторых, Вышата не рассматривал себя только как воеводой воев. Когда никто из княжеской дружины не изъявил желания идти с «выверженными» в Русь сухопутным путем, тогда эту миссию принял на себя Вышата. При этом он произнес такие слова «
