Рукава упакованы. Работа окончена. Возвращаемся в часть. На повороте замечаю блестящий, синий с белым, указатель — название улицы, — прибитый к фонарному столбу: «Фримен-стрит». Подходящее название — улица Свободного Человека, — ничего не скажешь. А машина тем временем, свернув за угол, несется по Интервэйл-авеню.
Половина шестого. Эдди Пенан входит в гараж. В одной руке у него каска и брезентовая роба, в другой — сапоги. Подойдя к задней двери нашего пожарного автомобиля, он бросает сапоги в машину. Потом вытаскивает оттуда мою робу и каску и вместо них швыряет на скатки рукавов свою амуницию. Я стою на пороге кухни с чашкой кофе в руках. Увидев меня, Эдди говорит:
— Сдавай дежурство, Деннис.
— Спасибо, Эд, — говорю я, принимая от него мои вещи, вешаю на вешалку робу, кладу на полку каску.
— Как прошел день? Много работы? — спрашивает Эд.
— Да. Парочка вызовов была, — отвечаю я, подымая сапоги с пола.
— Вот как? А противогазами пользовались?
— Пользовались, — отвечаю я и ставлю сапоги на подставку для обуви. — Но Космо и Винни как следует прочистили их и сменили цилиндры.
— Порядок, — говорит Эдди и входит в кухню. — До скорого.
Потом останавливается и спрашивает:
— Завтра работаешь?
— Нет. Свободен.
— Тогда счастливого праздника, — говорит он.
Приму душ — и домой, надо помогать Пэт готовиться к завтрашнему приему гостей. Пасха будет для меня днем отдыха. Настоящего домашнего отдыха...
■
Июльское солнце стоит прямо над нашей пожарной частью, и кажется, оно никогда не было ближе к земле, чем сейчас. Скоро полдень, лежу на койке и думаю о пожаре, с которого мы только что возвратились. Жильцы недавно покинули дом на Фокс-стрит, и дневной жар прогрел кучу отбросов, сваленных в парадном, — вонь была чудовищная. Я тащил через эту кучу рукав и старался не дышать, но сразу там не перелезешь, и меня чуть не вывернуло наизнанку. Горело на четвертом этаже — так, ничего особенного. Огонь был всего в двух комнатах, и Вилли Ниппс без труда работал стволом. Когда огонь погасили и дым рассеялся, я увидел тараканов, они были повсюду — на стенах, на полу, во всех комнатах, кроме сгоревших, в длинном узком коридоре. Я сказал Вилли, Бенни и лейтенанту Уэлчу, что, раз делать особенно нечего, я подожду отбоя на улице.
Вонь проникала с лестничной клетки на все этажи, и, пока я спускался, от нее не было никакого спасения. Оказавшись снова на улице, я испытал странное чувство свободы, словно меня отпустили с многолетней каторги. Я стоял перед этим домом, не зная, что делать, испытывая глубокое облегчение и счастье оттого, что я уже не там. На жаркой, удушливой Фокс-стрит дышалось удивительно легко.
