Моя мама считает, что на городской службе я стану влиятельным лицом, что делать мне там ничего не придется, только сидеть и руководить. В Нью-Йорке многие, как мама, помнят времена Демократических клубов и патронажной деятельности «Таммани-холла[1]». Им невдомек, что с этим покончено навсегда.
— Послушай, ма, — говорю я со всей убежденностью, на какую способен, — в этом паршивом районе живет много хороших, работящих людей, но оттого, что они черные, или оттого, что они говорят по-испански, у них нет возможности поселиться в центре Манхэттена, даже в таком перенаселенном и запущенном доме, как твой. А право на услуги города имеют даже те, кто не работает, хотя и мог бы работать. Вот я и предоставляю им услуги. Обслуживаю людей, оказываю им неотложную помощь. И мне нравится так зарабатывать себе на жизнь. Если наступит день, когда моя работа мне разонравится, — тогда я подыщу себе другую. А пока давай не будем больше об этом разговаривать.
— Тебе лучше знать. Может, ты и прав, но, по-моему, это просто безумие оставаться на такой работе, когда ты мог бы получить место в центре города, в хорошей, чистой конторе.
— Спасибо за чай, мама. Я к тебе на днях еще заеду.
Я уже давно усвоил, что одного объяснения в день на любую тему вполне достаточно. Если объяснять все свои поступки, не останется времени на то, чтобы что-то делать.
■
Я живу в небольшом городке Вашингтонвилле. Это милый городок в 60 милях к северу от Нью-Йорка, и единственное, что мне не по душе в нем, — это его слишком длинное название. Окрестности Вашингтонвилла — пологие холмы, на которых пасут скот. Всего лишь десять лет назад местные фермеры начали продавать горожанам земельные участки. Люди приезжали и по сей день приезжают сюда из Нью-Йорка, чтобы приобрести собственный клочок Америки. Полицейские, пожарные, монтажники, учителя, машинисты, автомеханики покидают насиженные места вблизи своей работы. А почему бы и нет? Прожив всю жизнь в тесноте многоквартирных домов, я хочу своим сыновьям дать немного больше простора, чем имел сам, хочу, чтобы они могли гонять на велосипедах и дышать чистым воздухом.
Мой клочок Америки — это дом с четырьмя спальнями и прилегающие к нему пол-акра земли. Дом расположен на вершине холма, из окон — вид на дальние горы и на соседский двор. Здесь царят мир и простота. Правда, мне не дано наслаждаться безмолвием, описанным у Торо, — до меня то и дело доносятся крики играющих во дворе детей, треск соседской газонокосилки или снегоочистителя, но зато — если захочется — я могу посадить здесь грядку фасоли.
