Всего на несколько минут, пока я писала о Джимсе и о концерте, мне удалось забыть об Ипре, об отравляющих газах, о списках раненых и убитых. Теперь все эти мысли нахлынули опять, с новой силой. Ох, если бы мы только могли точно знать, что у Джема все в порядке! Раньше я так злилась на Джема, когда он называл меня Долгоножкой. А теперь, если бы он только вошел, весело насвистывая, в переднюю и окликнул меня, как бывало: «Привет, Долгоножка», я подумала бы, что это прелестнейшее в мире прозвище».
Рилла отложила свой дневник и вышла в сад. Весенний вечер был удивительно красив. Длинная, узкая зеленая долина, тянущаяся в сторону моря, погрузилась в сумрак, а за ней лежали окрашенные закатом луга. Гавань сверкала яркими красками в лучах заходящего солнца: кое-где пурпур, местами лазурь, остальное — опал. Кленовая роща начинала затягиваться зеленой дымкой молодой листвы. Рилла с грустью смотрела вокруг. Кто сказал, будто весна — самое радостное время года? Ее приход вызывает в душе мучительную боль. Больно и от этих бледно-лиловых рассветов, и от звездочек нарциссов, и от шепота ветра в ветвях старой сосны. Вернется ли когда-нибудь прежняя жизнь, в которой не было ужасного страха?
— Так приятно снова увидеть здешние наши сумерки, — сказал Уолтер, присоединяясь к ней. — Я успел забыть, что море такое голубое, дороги такие красные, а в укромных лесных уголках не бывает никого, кроме фей. Да-да, феи все еще обитают здесь. Клянусь, я мог бы отыскать добрых два десятка фей под фиалками в Долине Радуг.
На миг Рилла почувствовала себя счастливой. Его слова напомнили ей прежнего Уолтера. Она надеялась, что он начинает забывать о терзавших его тревогах.
— А какое удивительно голубое небо над Долиной Радуг, правда? — сказала она, проникаясь настроением брата. — Голубое… голубое… пришлось бы произнести это слово сотню раз прежде, чем удалось бы выразить, до чего оно голубое.
Мимо прошла Сюзан; голова у нее была повязана платком, а в руках она несла охапку садовых инструментов. Док с дико горящими глазами крался за ней через кусты таволги.
— Может быть, небо и голубое, — заметила Сюзан, — но этот кот весь день был Мистером Хайдом, так что, вероятно, вечером пойдет дождь… об этом говорит и то, что я чувствую в плече ревматизм…
— Может быть, дождь и пойдет… но не думайте о ревматизме, Сюзан… думайте о фиалках, которые расцветут после него, — сказал Уолтер весело… слишком, пожалуй, весело, как показалось Рилле.
