Муха, или Шведский брак по-русски | страница 54



— Так ты, сука, сам что-то натворил? — прищурился Василий. — Говори!

— Не скажу. Руби.

— Рядовой Ситников, встать! — вдруг рявкнул Василий командирским голосом.

Вот на это в Петьке моментально сработал скрытый армейский инстинкт. Он вскочил и замер по стойке «смирно».

— Доложить! — приказал бывший старший сержант Василий. — Что такого натворил рядовой Ситников?

— Товарищ старший сержант… Рядовой Ситников переспал с супругой старшего сержанта.

— Какого старшего сержанта? — удивился Василий.

— Старшего сержанта… Штопорова.

— Так ты что, спал с моей Любой? Ах, ты, сука!

Василий отбросил в сторону секиру, схватил Петьку за грудки, стал трясти и толкать Петьку к двери. Петька сопротивлялся:

— Я не виноват! Товарищ старший сержант, подождите, я сейчас объясню. Я не виноват!

Но Василий не слушал и яростно рычал, приговаривая:

— За моей спиной, а? А у меня ты спросил, а? Так ты кого из меня сделал, а? Обманутого мужа, а? Рогоносца, а?

Оба, напрягаясь в схватке, борясь и кряхтя, оказались у двери. Она неожиданно открылась — это со словами «Сегодня, главное, утвердить ассортимент…» в кабинет снова попытался войти толстенький мужчина. Но продолжить не успел — все трое вывалились из двери в вестибюль, рухнули там на пол, через несколько секунд, барахтаясь, оказались на краю лестницы, ведущей на первый этаж.

— Рогатым меня сделал, да?! — вскрикивал Василий.

И вот уже это странное трёхголовое «неизвестное науке существо» рыча, охая и ахая покатилось вниз.

Первой поднялась растрёпанная голова толстенького мужчины:

— За ассортимент я спокоен. Третья модель пойдёт под названием «Обруби мне рожки».

И рухнул без чувств.


Но позже растрёпанные Василий и Пётр уже мирно сидели вместе в кабинете, и Васька наливал Петьке в стакан из зелёной бутылки:

— Спиртного не держу. Только минералка.

Петька жадно, судорожно выпил.

— Так, говоришь, сама позвала передвинуть шифоньер?

— Ну да.

— Но у нас нет шифоньера. У нас стенка.

— Ну, она так сказала…

— Так это ж совсем другой разворот, — сказал Василий, сделав в воздухе рукой замысловатую фигуру. Снисходительно улыбнулся Петру. Ласково потрепал его по щеке. — Тютя, до того, чтобы соблазнить мою Любу, тебе ещё очень долго расти. И, скорее всего, не вырасти. Не ты её соблазнил, а она тебя. Кумекаешь?

— А в чём теперь разница?

— А в том, что она это сделала назло мне. Только лишь. Назло — и ничего более!

— Да, наверное, — робко согласился Петька, — она… когда мы уже… ну… это… она вдруг заплакала… Но ты же, понимаешь, я уже не мог остановиться… Прости, Василий.