Вечером, в спальне, Валя расчёсывалась перед зеркалом, а Петя, обнажённый, уже лежал в постели под одеялом. Ждал.
— Петь!
— А?
— Чего там сегодня на площади случилось, не слыхал?
— Не-а. А что?
— Да, говорят, Катька Куроедова своего Тимоху, голого, липучками для мух обмотала и по площади гоняла. Чтоб с Дуськой-продавщицей не путался.
— Вот зараза!
— Кто?
— Да Дуська, кто! Зачем мужика дразнила?
— Ничего она его не дразнила. Тут ещё разобраться надо, кто кого дразнил.
— Да ну их! Иди сюда, моя принцесса.
Обнажённый Петька без всякого там «Якова» приоткрыл одеяло. Валентина юркнула к нему подмышку. Петя блаженно закрыл глаза. Погладил Валентину. Она его под одеялом тоже. И вдруг тихонько засмеялась.
— Ты чего? — спросил Петька, не открывая глаз.
— Липучками! Для мух! Ой, не могу! Ха-ха-ха!..
Петька тоже, не открывая глаз, затрясся:
— Хо-хо-хо!
— Другое применение им нашла! — со смеху колыхалась под одеялом Валентина. — Хоть в телепередачу про умелые руки посылай. А то такую фигню нам советуют.
— Какую? — открыл глаза Петька.
— Да вот недавно… Показывали, как сделать шлёпанцы из пластиковых бутылок. Ну не уроды? Мы что тут, последние босяки?
Петька снова заколыхался в смехе:
— Хо-хо-хо! Это горлышками вперёд, что ли?
— Нет, — ответила ему Валентина, — горлышки там как раз отрезали.
Вдруг перестала колыхаться от смеха:
— Ты смотри, Пётр. Смех смехом, а Катерину мне очень жалко. Несчастная она. Я такой несчастной быть не хочу. Если вдруг что про тебя узнаю, то очень быстро придумаю, куда тебе эти горлышки с крышечками накрутить! А потом такую клизму тебе поставлю! Для мухи такое наводнение устрою!
Петя даже обиделся:
— Для какой мухи, дура-баба? И клизма здесь при чём?
— Вот тогда и объясню.
Петя недоумённо и обиженно засопел, демонстративно повернулся на бок к стенке.
— Эй, — ткнула его пальцем Валентина. — Эй! В дармоеды решил записаться?
Петя не отвечал.
— Ладно, — сказала Валентина. — Посмотрим.
И выключила свет. Петька тут же развернулся и коршуном набросился на неё.
Днём Петя сидел за столиком во дворе, под яблоней, и чинил старенький транзисторный приёмник тётки Нюрки — приделывал антенну.
— О-хо-хо, — горестно вздохнула тёща, отдыхавшая на крыльце на своей табуреточке. Она как бы изучающее смотрела на ничего не подозревающего Петю.
— Чего это Вы, мама, — спросил Петька.
— Чего только не бывает на свете, — ответила она. — А всё потому, что чужая душа — потёмки. Не мне бы тебе рассказывать и не тебе бы меня слушать, но придётся мне поведать тебе одну историю.
