Но, добавляла Миколь с комической важностью, поднимая палец, извольте заметить, виноградинки в классический тирольский рецепт придумала добавлять она сама. Это было ее изобретение, и она им очень дорожила, так что нечего смеяться. Виноград представлял собой личный вклад Италии в святое и благородное создание скивассера или, точнее, «в итальянский вариант этого напитка, чтобы не сказать феррарский, чтобы не сказать… и так далее и так далее…».
IV
Прошло некоторое время, прежде чем перед нами стали появляться другие обитатели дома.
Тут кстати было бы вспомнить любопытный случай, который произошел в самый первый день. Я вспоминал о нем в дни, когда ни профессор Эрманно, ни синьора Ольга еще не выходили к нам — я думал, что те, кого Адриана Трентини называла старой coté[4], решили держаться подальше от теннисного корта: возможно, чтобы своим присутствием не смущать, не создавать неловкости в этих приемах, которые в общем-то были не приемами, а простыми встречами молодежи в саду.
Этот случай произошел в самом начале, сразу после того, как мы вошли, и Перотти с Джором стоял у входа и смотрел, как мы удаляемся на велосипедах по аллее, ведущей к дому. Проехав по странному, слишком массивному мосту через канал Памфилио, наша кавалькада оказалась в сотне метров от одинокого неоготического здания magna domus, или, если быть совсем точным, от мрачной площадки перед домом, вымощенной гравием и полностью погруженной в тень. Тут наше внимание было привлечено двумя фигурами, застывшими прямо по середине площадки: пожилая дама сидела в кресле с целой горой подушек за спиной, а молодая цветущая блондинка, скорее всего горничная, стояла перед ней. Как только синьора заметила нас, ее, казалось, охватила паника. Она замахала руками, показывая, что мы не должны приближаться, выезжать на площадку, где она сидела, поскольку там, за ней, нет ничего, кроме дома. Мы должны были повернуть налево, по дорожке, вдоль которой росли вьющиеся розы, она нам на нее показала, — в конце этой дорожки (Миколь и Альберто уже играют, разве нам, с нашего места, не слышны удары ракеток по мячу?) и находится теннисный корт, мы не можем заблудиться. Это была синьора Регина Геррера, мать синьоры Ольги. Я ее сразу узнал по особенной, необыкновенно яркой белизне густых волос, уложенных валиком на затылке; этими волосами я в детстве всегда восхищался в храме, когда мне случалось увидеть ее за решеткой женской половины. Она размахивала руками и одновременно делала знаки девушке — это, как потом оказалось, была Дирче, — чтобы та помогла ей подняться. Она устала сидеть на воздухе и хотела вернуться в дом. И горничная тотчас же с готовностью отозвалась.
