По окончании срока Ширяева сослали в Среднюю Азию. Во время оккупации Северного Кавказа он попал в концлагерь, далее оказался в Италии. До конца дней напряженно осмысливая выпавший ему на долю опыт, пласт за пластом снимал толщу воспоминаний, чтобы выплеснуть в мир свои мучительные раздумья о смысле земных страданий. Он‑то и поведал нам о последнем соловецком схимнике.
Когда монастырь был очищен от монашествующих, на острове остался один не пожелавший никуда уходить старец. Начальником СЛОНа в ту пору был вечно полупьяный Ногтев, от изломов похмельной фантазии которого в буквальном смысле слова зависела жизнь людей. Он имел обыкновение ежедневно убивать одного — двух заключенных. Жертвой мог стать любой, имевший несчастье привлечь внимание гражданина начальника — офицер, епископ, уголовник. Прослышав, что на территории его владений обретает живой схимонах, Ногтев прихватил бутылку самогона и со товарищи поскакал в сторону лесной землянки.
Перед иконой тлела лампада, старец стоял коленопреклоненный, в углу чернел раскрытый гроб. «Ну что, товарищ опиум, отменили твоего Бога? — стал глумиться Ногтев. — Довольно попостился, пора бы и разговеться». Наливает стакан, подносит старику, принуждает пить. Тот встал, отвесил богохульнику земной поклон и молча кивнул на гроб: там, мол, будешь. Переменился в лице Ногтев, попятился. Потом смачно выругался, сел на коня и ускакал. С тех пор по его личному распоряжению старика оставили в покое, более того, раз в неделю стали приносить ему паек.
О. Волкову тоже случалось видеть в Онуфриевской церкви старого схимника, может быть, даже того самого, о котором повествует «Неугасимая Лампада». «Слева от амвона, всегда на одном и том же месте, весь скрытый мантией и куколем с нашитыми голгофами, стоял схимник. Стоял не шелохнувшись, с низко опущенной головой, немой и глухой ко всему вокруг — углубленный в себя. Много лет он не нарушал обета молчания и ел одни размоченные в воде корки. Годы молчания и созерцания. Ему не удалось уйти в глухой затвор: камеры, в которых замуровывались соловецкие отшельники, находились под угловыми главами Преображенского собора, обращенного в пересылку. И я гадал, задевает ли схимника происходящее вокруг? Не подтачивают ли его мир разрушившие Россию события? Или они для него — незначащая возня у подножия вершины, на которую вознесла его углубленная беседа с небом?»[20]
И Розанов рассказывает о соловецком схимонахе, который за дряхлостью стал не нужен начальству, и его приговорили к высылке на материк. Старец просил у Бога смерти и действительно умер в ночь перед отъездом, по молитвам Владыки Евгения (Зернова), которого попросил помолиться об избавлении от земного жития. Трудно сказать, один это был человек или трое разных людей, ясно одно: таким высшим представителям рода человеческого неведомо, что такое оковы. Навесь им на ноги колоды стопудовые, они их даже не почувствуют, ибо не в тварной юдоли пребывает сознанье их…
