Уняв беснующийся желудок, богатырь подставил лицо слабенькому утреннему ветерку. Вроде и пил вчера немного, а в купе с побоями… Правы добрые люди, бросать надо это дело, а как бросить, если после чарочки жизнь проще кажется? Коли, пусть ненадолго, но снимает с сердца камень пудовый?
— Плохо? — раздался за спиной жалостливый девичий голосок.
Василий обернулся стыдливо пряча глаза. Звана, угадав состояние богатыря, тут как тут с ковшиком выдержанного рассола.
— Помираю, так плохо!
— Накось, испей… Я деда всегда так лечила… — вспомнив деда, Звана украдкой смахнула навернувшуюся на глаза слезинку.
Благодарно кивнув, Василий жадно припал к ковшичку. Словно и не выпил недавно пол-ведра колодезной воды — выхлебал на одном дыхании.
— Спасибо, красавица, — возвращая пустой ковшик, выдохнул богатырь. — От смерти спасла! Прям другим человеком стал… А бражки больше не осталось?
Звана подняла на богатыря полные изумления, серые глаза.
— Не осталось… Но ты только что чуть не помирал, а снова хочешь?
— Дак, я ж сказал, что другим человеком стал, — пожал плечами Василий. — А этому другому тоже выпить хочется.
— Тю на тебя! — рассмеялась девушка заметив хитро прищуренный взгляд. — Шутишь?
— Ага, шутю.
Посмеялись. Василий задумчиво посмотрел на утреннее небо. Угадав мысли богатыря, Звана тихонько вздохнула.
— Уйдешь?
Не глядя на девушку, богатырь кивнул.
— А может… с нами останешься?
Василий вздохнул, развел руками, всем своим видом показывая — рад бы, да нельзя.
— Скидай порты и рубаху, надевай это! — Одинец бросил Василию мягкий сверток. — Бери-бери. Отцовское. Ему теперь без надобности…
Пряча глаза от богатыря, парнишка быстро вышел из избы. Что-что, а одежа была очень кстати. Та в которой ушел Василий из Киева, уже давно пестрела прорехами. Не только рубаха, но и — вот срамота — порты. Да и не только прорехи. И рубаха и порты были так загвазданы засохшей кровью, что в любом городке, не думая, скарают как душегуба.
Мигом натянув новую одежу, богатырь облегченно вздохнул. Еще бы в баньке попариться, да времени нет. Жаль, но не беда это. Когда был на службе у князя, в походах месяцами не мылся, а тут всего и минуло недели три. Ничо, промелькнула веселая мысль, дождик пройдет, вот и буду умытый.
За дверью негромко звякнуло. Василий бросил взгляд и обомлел. Одинец стоял в дверях, а в руках… Богатырь ущипнул себя — кольчуга. Да не простая а булатная, тройного плетения!
— Вот… Нашел ночесь… Батя изладил… — проталкивая слова сквозь горький комок в горле, проговорил Одинец. — Мне-то она ни к чему… а тебе пригодиться.
