— Но в его письме есть зерно истины, и я надеюсь, что со временем ты поймешь это: этот ужасный удар пойдет тебе на пользу.
Хелен с такой силой откинулась назад, что ударилась плечом о раму окошка.
— Как ты смеешь!
Фидо продолжала мягко уговаривать ее:
— Андерсон поступил жестоко, это правда, но благоразумно. Какие бы надежды ты ни питала, но подумай, что могла тебе дать связь с этим человеком?
Женщина мрачно ответила сквозь стиснутые зубы:
— Она поддерживала во мне жизнь.
— Но отравляла твое отношение к мужу, к детям, к самой себе! — увещевала Фидо. — А так все кончено одним решительным рывком, и ты спасена.
— Спасена? — Хелен бросила на подругу гневный взгляд.
Фидо, заикаясь, продолжала:
— Это мой… Я не стала бы так говорить, если бы не считала это моим долгом…
— К черту твой долг! — низким и хриплым, почти мужским голосом отвергла ее доводы Хелен. — Ты мой духовник или друг? Мне не нужны твои проповеди, тем более сейчас!
— Дорогая моя, я думаю только о твоем благополучии. О твоей…
— О чем? О моей душе или о моей репутации? — язвительно спросила Хелен.
— И о том и о другом, а главное — о тебе самой!
Обе удрученно умолкли. Фидо, не надеясь уже обратить гнев Хелен на заслуживающий его объект, нерешительно сказала:
— Чего я не могу простить Андерсону, так это трусости! Он, как крыса, сбежал в Шотландию и сделал предложение своей кузине всего два дня спустя после вашего последнего свидания!
— Какие там два дня, — прошептала Хелен, и Фидо едва услышала ее. — Спустя два года.
Она пораженно посмотрела на подругу:
— Прости, что ты сказала?
Хелен не отрывала взгляда от своей руки, комкающей юбку.
— Неужели меня так легко забыть?
— Что ты сказала насчет двух лет?
Наконец Хелен подняла на нее раздраженный взгляд.
— Что?
— Ты сказала: два года. Не хочешь же ты сказать… — Фидо глубоко вдохнула душный, горячий воздух, стараясь овладеть собой. — Я поняла так, что ты и Андерсон… Что только две недели назад это дело дошло до… до такой стадии… — Она мысленно проклинала свой скованный язык: почему, имея за плечами прекрасное образование, она с таким трудом подбирает слова! — Что он овладел тобой на моем диване всего две недели назад! — От волнения она почти кричит.
Хелен рассматривала свои ладони, будто читала на них линии жизни.
«Что она скажет мне? — гадает Фидо. — Что она оговорилась, а хотела сказать, что Андерсон добивался ее последние два года, не смея приблизиться, как средневековый трубадур? Что до тех пор, пока не последовал за ней в Англию, он не смел даже заговорить об этом, не смел просить ни о малейшей любезности? Но я этому не поверю!»
