В те давние дни, когда Шоу еще ничего не натворил, кроме романов, к которым не желал притронуться ни один издатель, — в те дни он высказался, что его репутация возрастает с каждым очередным провалом. Он похвалялся, что таких репутаций у него накопилось пятнадцать. Иное дело Уэбб. «Какие там пятнадцать» репутаций! Удивительный и единственный в своем роде труд Уэбба одним разом принесет ему хоть и позднюю, но верную славу. Без Шоу здесь не обошлось: он предвидел этот триумф, он придумал великого Сиднея Уэбба задолго до того, как великий Сидней объявился собственной персоной. Уэбб не умел выставляться, а для Шоу позерство было второй натурой, он и для приятеля постарается. Пришлась кстати и буффонада: Уэбб был отнюдь не без юмора, но балаганить не умел, и, когда была нужда разрядить атмосферу шуткой, Шоу всегда поспевал ему на помощь.
В общем, что и говорить, пара была идеальная. Кроме того, как и всех фабианцев, их связывали стыд при виде всего, что творилось вокруг, и страстная мечта (которую дети у Толстого называли мечтой об исправлении мира)[25] сделать для людей что-нибудь получше того, что делал с ними капитализм.
Шоу поделился с Уэббом своим открытием: в Лондоне основалось некое Фабианское общество. Несколько следующих дней они провели в Уайтхолле, обсуждали, прикидывали, примеривались. Уэбб легко поддавался на уговоры. На собрании нового Общества он почувствовал себя, как и Шоу, в своей тарелке.
Еще один новобранец фабианской армии был ходячей энциклопедией. В юности на него так и сыпались награды, подарки, стипендии. Да и немудрено, что на любом испытании он выходил первым: единым взглядом он схватывал самую суть предмета и накрепко запечатлевал ее в сознании, удерживая в памяти любую мелочь, если только она заинтересовывала его. Ума — палата, и порядок в ней такой образцовый, что ее не захламить никакому новому знанию. Уэбб не умел впадать в уныние, страстно жаждал знаний, горел желанием послужить обществу, так что он и фабианцы друг другу подошли. Не беда, что руки у него не в мозолях, что не умеет он залатать прокол на шине или забить гвоздь: у него хорошо работает голова, на слове его не поймаешь — такой забьет одними фактами.
Привлекли фабианцы и Сиднея Оливье, красавца аристократа с революционными взглядами, который служил вместе с Уэббом в Министерстве колоний. Опекаемое доселе Блэндом вкупе с женой, умной и обаятельной Эдит Несбит, Общество вскоре перейдет под руководство четверки: Шоу, Уэбба, Оливье и его университетского приятеля Грэама Уоллеса. Все четверо стали членами хэмстедского Клуба истории, выросшего из кружка по изучению марксизма. Здесь «одна молодая русская дама обрушивала на нас «Капитал» по-французски, покуда хватало нашего терпения и мы не начинали ссориться».
