Лютов, слушая стариков, будто забылся, где он и каким лихом его занесла сюда война.
— Так вот, мил командир, — по-свойски толкнул Митрий в плечо Лютова, словно побудил его, — побрел и я поглазеть, как будут снимать наши куранты. Подошел к колокольне — чую оторопел наш народишко: не то что слово сказать, совет какой дать «спецам» — никто не дышит. Понатянули, значит, канатов, стальных и веревочных, из слег покати и лесенок ступенчатых понагородили — все чин чином. Стали мороковать, что делать дальше. Так и эдак прицеливались «спецы», поговорили, полаялись меж собой. Взлезли на колокольню. Пооткрутили, поотворачивали крепеж всякий, чуть ли не на горбах держат махину часов — невмоготу уже. А когда вся мочь вышла, у начальства, что стояло внизу, запросили совета: што и как дальше — не выходит по задуманному-то. Начальники меж собой толковать стали. Энкавэдисты с милицией, как всегда, — тут, заставили народ попятиться, чтоб не слыхали секретного разговора. Когда стало видно, что у «спецов» ничего не выходит и сил не осталось, чтобы часы на место поставить на крепеж, один из начальников дал фуражкой отмашку: бросай, раз мочи нету. В ту секунду и грохнулись наши куранты — даже земля охнула. Вдребезги — ни вашим, ни нашим… Народу велено было расходиться. Проводив начальство, ушла и милиция. Ребятне сопатой, ясно дело, вольница вышла: тут же поотломали стрелки с часов — они по аршину длиной — повыгнули их в шашки-сабли и в «чапая» играть… Вот такая, мил командир, эвакуация вышла, мать нашу бог любил… Нет, я свои машины ни немцам, ни своим не отдам. Тут жизнь моя начиналась — тут пусть и конец ей будет…
Бородач выколотил о черный ноготь трубку и ушел к работающей машине.
— Кипятливый брательник-то ваш, — для поддержки разговора заметил Лютов.
Ухмыльнувшись, младший помотал головой:
— Всю жизнь такой! Ему все Цусима мерещится, будто он и не сходил со своей канонерки… А с машинами так и так что-то соображать придется. Одну мы вчера остановили. Вторая свою заправку дохлебывает — последнюю бочку топлива. Да и эту бы глушить надо. Но просят… Больница вот — там полевой госпиталь развернулся, день и ночь доктора воюют. Без света никак нельзя. Раненых, сказывают, боле, чем живых и побитых… Еще из типографии бабенка прибегала — тоже энергию дай, газету допечатать. Хоть и не патроны, и не сухари, а для духу и газетка нужна. Хотя бы для утехи начальства. В теперешней заварушке-то в голос не соврешь — люди осекут. А на бумаге ври-валяй, стращай да призывай… По газеткам судя, немцев-то мы мильенами кладем да изматываем, а он, знай, валом валит, не судом прет. Вот уж всем видать — на Москву навострился. Поди, останови, изверга…
