— Денисушка, не горячись — не тот момент, браток. Видишь, немчуры сколько — и кулака не просунешь, а ты головой норовишь…
И снова Донцов со своей думой о побеге остался в одиночестве. Да и горячиться в этом деле было действительно рискованно. Все избы Замостовки (Донцов помнил: так называлась северная окраина Плавска) были забиты солдатней, палисадники и придворья — боевой техникой. Уловка немцев проста и надежна: свои своих пожалеют — бомбить не станут… Сами плавчане, однако, разуверившись в какой-либо защите, перемогали беду и страх кто как мог и где мог. На идущих мимо изб пленных они глядели с ужасом, страшась подойти к ним и подать кусок хлеба или кружку воды. Лишь одна старушка, выкарабкавшись на обочину большака, бесстрашно крестила щепотью «сынов» и одаривала «счастливчиков» картофелькой из прикопченного чугунка, словно просвирой в святой день. Осеняла, кормила и тут же лила слезы. Донцову, шедшему крайним в своем рядку, тоже досталась теплая картофелина, но вместо «спасибо» он вдруг стал жалеть старушку:
— Ты, мама, не плачь. Дюже много нас — слез не хватит…
— Нас столько же, сколько и вас, милый сыночек. Оборони вас бог! — смиренно благословила старушка.
Чугунок вмиг опустел, но она продолжала стоять и заглядывать в лица пленных, словно отыскивая своих кровных. Конвоиры отнеслись к старушке с солдатским достоинством и не сгоняли ее с дороги. И та, свалив с головы на плечи полушалок, стояла с непокрытой головой пока серая колонна не сошла вниз, к реке, смешалась там и расплылась в заплаканных глазах матери…
Конвойные, подведя колонну к речке, словно скотину на водопой, дали послабление, и пленные, забредая чуть не по колено, ненасытно нахлебывали, кто чем мог, измученную сапогами воду, утоляя жажду и запасаясь питьем впрок. Ожидая своей очереди, чтобы наполнить флягу, Донцов, вдруг вспомнил о картофелине, что подала ему старушка. Он держал ее в кармане шинели, зажав в кулаке, словно греясь ее домашним теплом. Прошагав с полверсты, он так и не улучил момента, чтобы проглотить ее тайком от шагавших рядом Кондакова и Речкина. И теперь, чтобы хоть как-то согнать с души стыд, Донцов противно для себя захорохорился:
— Братцы, а ведь у нас закуска имеется! Перед водицей и попотчуемся.
Донцов разломил на три дольки картофелину и стал оделять товарищей. Те для блезиру заотнекивались, но свою долю приняли.
Гнать пленных дальше немцы не торопились. Видно, ожидали каких-то распоряжений. Случился неожиданный привал, и правый берег тут же устлался серыми телами, словно пленных покосили из пулеметов. Донцов, опомнившись, стал оглядывать берега родной Плавы, заутюженные вражескими танками окопы и траншеи недавней линии обороны, откуда недели полторы назад он с горсткой уцелевших бойцов, вопреки грозным приказам, командования и пламенным воззваниям политуправленцев, отступил, оставил врагу позиции и свои родные места…
