— Эти, пане, влюбленные, они, пане, совершенно иные…
— Молодость, молодость, — рассудил пан Анзельм, а тетка Клося вздохнула.
Чуть ранее, у крыльца, Гого сказал:
— Знаешь, Кейт, лучше всего сегодня поговорить с мамой и с… ним.
— Как хочешь, Гого.
— Да, я так хочу. Нет причины оттягивать, а чем раньше все выяснится, тем короче будет период нервного напряжения, беспокойства и неуверенности.
— Я совершенно с тобой согласна.
— Значит, после завтрака. Идешь переодеться? Я тоже. Через десять минут буду внизу.
Однако прошло пятнадцать минут, полчаса, а Гого не появлялся. Все, включая пани Матильду, собрались в гостиной. Наконец пани Матильда распорядилась подавать, и все перешли в столовую. В то же время она послала слугу узнать, почему пан граф не спускается к завтраку. Вскоре тот вернулся и сообщил, что пан граф находится у тела покойной.
— Ты предупредил, что завтрак на столе?
— Да, пани графиня, но пан граф разозлился, ответил, что сам знает, и приказал мне выйти.
— Это похвально, — сказала пани Матильда по-английски, — что он счел нужным помолиться возле покойной, но мог бы выбрать более подходящее время.
Кейт сразу поняла, зачем он пошел туда: хотел проверить, есть ли у Михалины на ноге такое же родимое пятно, как у него. Гого хватался за последнюю надежду.
В столовой он появился почти к концу завтрака. Лицо его было хмурым, под глазами проступили синяки, в движениях отмечалась нервозность. Неохотно он буркнул несколько слов в оправдание своего опоздания, сидел молча и почти ни к чему не притронулся. От его недавнего настроения не осталось и следа. Кейт не верила собственным глазам, и ее начинало мучить опасение, что он изменил свои намерения. Но она ошиблась. Тотчас же после завтрака Роджер обратился к пани Матильде:
— Мы с Кейт хотели бы поговорить по важному делу.
Старая пани измерила обоих беспокойным взглядом, но ничего не спросила.
— Хорошо, дорогие дети, в таком случае пойдемте ко мне наверх. Ян, кофе подашь нам туда.
Остальные, как обычно, пили кофе в большом кабинете, откуда через широко открытые двери был виден зал. Как только слуги ушли, пан Анзельм выразил общее настроение.
— Я чую, что тут чем-то недобрым пахнет.
— Да-да, и мне так кажется, — поддакнула тетка Бетси, потрясая с уверенностью своей конусообразной головой, над которой торчал седой кок, кокетливо украшенный кружевным обручем.
— А я вам говорю, что это глупости, — махнул рукой генерал. — Это, знаете, молодые поспорили, вот и все.
