Если оставить за скобками неистребимые в Китае ревность и соперничество между семьями и школами, остается предположить, что Ли Июй считал преподанную ему форму тайцзицюань совершенно особой традицией боевого искусства. Но в таком случае как следует понимать то обстоятельство, что вслед за упоминанием о Ван Цзунъюэ он говорит о тайцзицюань семейства Чэнь? И надо ли понимать его слова так, что Ван Цзунъюэ лично передал свое искусство семье Чэнь или тут был какой-то разрыв во времени? Почему он не следует версии представителей школы Чэнь, которые утверждают, что таинственный Ван Цзунъюэ сам научился боевому искусству в Чэньцзягоу? Наконец, почему в более раннем тексте он заявляет, что основоположником тайцзицюань был Чжан Саньфэн, а позднее без объяснения причин утверждает, что родоначальник тайцзицюань неизвестен?
На эти вопросы до сих пор нет убедительных ответов. Скорее всего, эти умолчания и неясности в большинстве случаев объясняются тем, что Ли Июй и сам не имел точного представления о том, как все происходило на самом деле, включая даже анекдотическую историю с «находкой» рукописей в неведомой соляной лавке. Как все люди, китайцы склонны мистифицировать события или, по крайней мере, придавать им ауру загадочности. Незнание, представленное как умолчание, может сойти за высшее знание. Такое умолчание тем более уместно и даже позволяет найти достойный выход из затруднений там, где приходится выбирать между двумя очень разными и решительно не поддающимися согласованию версиями истории тайцзицюань. Достаточно сказать, что сегодня наследники тайцзицюань из Чжаобао вообще отрицают за боевым искусством из Чэньцзягоу право считаться школой тайцзицюань.
Остается заключить, что Ли Июй попытался предложить неуклюже составленную компромиссную версию истории тайцзицюань, которая могла бы претендовать на статус официальной. Он постарался согласовать и прерогативы Ван Цзунъюэ (молчаливый поклон традиции Чжао-бао), и претензии Чэньцзягоу, и даже заслуги сычуаньского клана Ли (упоминание о соляной лавке). В результате он только еще больше запутал дело. Что же касается изменившегося отношения Ли Июя к Чжан Саньфэну, то нельзя не напомнить, что ранее предисловие было написано при жизни Ян Лучаня, и открытое игнорирование роли знаменитого даоса могло вызвать неудовольствие этого мастера, несомненно, считавшего себя наследником «внутреннего кулачного искусства», созданного Чжан Саньфэном. Когда же Ли Июй писал свое предисловие во второй раз, руки у него были развязаны.
