Отец поздоровался с Киллианом движением головы, не останавливаясь, и поспешил к выходу; за ним, полусонный, тащился младший сын. Урсула, наоборот, была бодра и вертела головой, стреляя по сторонам яркими, живыми, всегда любопытными глазами. Она внимательно, с хитрой улыбкой, смотрела на Киллиана, поедая кусок шоколадного торта.
Убедившись, что отец не смотрит на нее, и все так же хулигански улыбаясь, она размазала остатки торта по мраморной стене. Потом показала Киллиану язык и пулей вылетела на улицу, вслед за своей семьей.
Киллиан не изменился в лице. Он подождал, пока эти трое исчезнут из вида, и спокойно, не выказывая никаких эмоций, открыл встроенный шкаф, достал ведро и тряпку, чтобы вытереть стену. Этот маленький детский акт вандализма никак не повлиял на его настроение — он относился к подобным происшествиям хладнокровно, будто это было что-то неизбежное, вроде снегопада.
— Ты принес?
Он удивленно обернулся. Урсула стояла перед будкой, протянув руку с раскрытой ладонью и устремив взгляд на улицу.
— Давай быстрее, — настойчиво сказала девочка.
Киллиан не пошевелился, пытаясь угадать, что она сделает дальше. Урсула нервничала, потому что в любую минуту мог появиться отец, но не теряла угрожающего напора.
— Не тяни время!
Консьерж достал из кармана бумажник и с тем же равнодушным видом вынул из него купюры. Девочка жадно выхватила деньги у него из рук ровно за секунду до того, как в дверях появился ее отец.
— Урсула! Ты идешь или нет?
Она быстро повернулась спиной, чтобы отец не увидел банкноты, сунула восемьдесят долларов в карман пальто и одновременно достала оттуда шарфик.
— Вот он, его Киллиан нашел! — сказала девочка, показывая шарф, и быстро взглянула на консьержа, ожидая, что тот подтвердит ее слова.
И ее ожидание оправдалось.
— Да, я его подобрал в лифте.
Отец укоризненно постучал пальцем по циферблату наручных часов: Урсула уже опаздывала в школу. Она пробормотала «Смотри у меня!» в сторону Киллиана и выбежала на улицу.
Отмыть мраморную стену от шоколада горячей водой не составило труда. Киллиан наводил порядок, а лифты продолжали сновать вверх и вниз. Настала очередь старенькой миссис Норман, которая являла собой печальный образец человеческого одиночества. Она эксцентрично одевалась, была крайне общительной и вызывала у окружающих противоречивые эмоции. Выходя из лифта, она толкала перед собой детскую коляску, в которой сидели две маленькие собачки. Третья, на поводке, с обиженным взглядом семенила рядом с коляской. Киллиан поднялся со своего места и подошел к стеклянной двери, выходившей на улицу. Миссис Норман вслух говорила со своими собачками; она делала это только в присутствии других людей, будто хвастаясь своей дружной «семьей».
