– И много времени потребуют эти мелочи?
– Кто знает? Может, несколько месяцев.
– А что я буду делать в это время?
– Можете осматривать нашу планету, расширять свои горизонты.
– Но ваша планета – не игровая площадка Галактики.
– Совершенно справедливо, но мы постараемся вас заинтересовать, – он взглянул на часы. – Еще одно предупреждение: не упоминайте о своем возрасте.
– Зачем бы я стала это делать?
– Это может выйти случайно. Вам могут предложить сказать несколько слов, и вы, к примеру, скажете: «За все два с лишним столетия своей жизни я никогда не была так рада видеть кого бы то ни было, как сейчас рада видеть народ Бейли-мира». Если вам придет в голову сказать что-либо подобное, воздержитесь.
– Воздержусь. В любом случае не намерена вдаваться в преувеличения. Но – просто из любопытства – почему?
– Просто потому, что для них лучше не знать вашего возраста.
– Но ведь они знают его! Они знают, что я была другом вашего Предка, и знают, когда он жил. Может, они предполагают, что я потомок той Глэдис?
– Нет, нет, они знают кто вы и сколько вам лет, но знают это только умозрительно, – он постучал по лбу, – а головы не у всех хорошо работают, как вы сами заметили.
– Да, замечала. Даже на Авроре.
– Это хорошо. Я бы не хотел, чтобы поселенцы отличались в этом смысле. Ну, вот, вы выглядите на… – он сделал оценивающую паузу, – на сорок, сорок пять лет, и именно такой они воспримут вас своими потрохами, в которых у среднего поселенца находится мыслящий механизм, если вы не всунете туда свой настоящий возраст.
– А какая разница?
– Видите ли, средний поселенец не любит роботов и не желает иметь их. В этом он отличается от космонита, и это его удовлетворяет. Долгая жизнь – другое дело. Сорок десятилетий значительно больше десяти.
– Не многие из нас доживают до четырех столетий.
– И немногие из нас доживают до ста лет. Мы говорим о выгоде короткой жизни: качество против количества, быстрая эволюция, все время меняющийся мир. Но людям не хочется жить только один век, когда они могли бы жить четыре. Так пусть лучше не думают об этом. Они не часто видят космонитов, у них нет случая погоревать, что космонит выглядит молодым и сильным, даже когда он вдвое старше самого старого из живых поселенцев. Они увидят это в вас, если будут думать об этом, и это их расстроит.
Глэдис с горечью сказала:
– Понравилось бы вам, если бы меня заставили произносить речь и сказать, что означают четыре столетия? Если бы я сказала, на сколько лет человек переживает весну и надежду, друзей и близких? Если бы я сказала, как мало значения имеют дети и семья; о бесконечной смене мужей и незапоминающихся случайных встречах в промежутках между мужьями и при них; о наступлении такого времени, когда уже видел все, что хотел увидеть, и слышал все, что хотел услышать, когда уже невозможно думать о чем-то новом, забыты возбуждение и открытия чего бы то ни было, с каждым годом усиливающаяся скука?
