А мальчонка орет ночь по ночи. Ему подвывают и те, что побольше. Шурка приладилась тайком в чулан лазить, капусту из кадушки прямо со льдом грызет. У Антошки брюхо вздулось, должно быть, от голода.
Не хотелось Егору одолжаться у мельника, а другого выхода не было. Выбрал для этого день, когда завоз на мельницу был побойчее, а значит, и настроение у Петра Евдокимовича подобрее.
В самых Мельниковых воротах неожиданно столкнулся с Акулькой.
— Ты чего тут шастаешь?
— Да вот письмо от братца твоего получила, к Петру Евдокимовичу читать ходила.
Поди, не врет, кроме мельника да Серафима, в деревне мужиков грамотных нет.
— Могла бы и сказать.
— Да ведь радость‑то какая, Егор Гордеич! Боле полгода весточки не было. Как получила, так и побёгла сюда.
— А ну покажь!
Акулька вынула из‑за пазухи листок и сунула Егору.
— Только не затеряй, Егор Гордеич, возверни потом. А я уж побегу, у меня еще корова недоена.
— Беги, коли надо.
Егор благополучно миновал метавшегося на цепи пса, влез на высокое крыльцо, старательно обмел голиком пимы и вошел в дом.
В доме было жарко, как в бане, и непривычно светло: горела десятилинейная керосиновая лампа под стеклом и эмалированным абажуром. Вся семья сидела за столом: в переднем углу под образами сам Петр Евдокимович, по левую руку от него зять Иван, рядом Антонида, старшая дочь мельника, по правую руку два младших сына и на самом краю жена — Маланья Сидоровна. На столе дымилось оловяное блюдо с пельменями, стояли бутылочка с уксусом, жестяная перечница и плошка со сметаной.
Егор снял шапку, перекрестился.
— Хлеб да соль.
— Едим да свой, а ты на ногах постой, — весело откликнулся хозяин.
— Не ко времени я подгадал.
— Как раз ко времени, сымай пальтушку да и садись за стол, — пригласил мельник. — Маланья, опусти — ко еще варево.
Маланья поднялась и пошла в куть.
Егор для приличия отказался один раз, но после второго приглашения скинул пальтушку, побренчал висевшим в углу рукомойником, бочком подсел к столу, неумело взял вилку, повертел ее и прицелился в лежавший с краю пельмень. Тем временем Маланья подсыпала на блюдо горяченьких, и все молча начали есть.
Последний раз Егор ел пельмени еще у Петра на свадьбе, сейчас ему зверски хотелось есть, но он стеснялся и съел всего шесть пельменей. А на блюде осталось еще штук двадцать, все уже наелись, и Маланья убрала их. «Моим бы галчатам хоть по одному пельмешку», — подумал Егор.
Когда все вылезли из‑за стола и помолились, Петр Евдокимович спросил:
