На этот раз под горячую руку ему подвернулся матрос Заикин. Приборка уже подходила к концу, верхнюю палубу скатили и пролопатили, закончили уборку и внутренних помещений, оставалось только доложить старшему офицеру. Боцман был почти уверен, что на этот раз все обойдется без замечаний, потому что матросы, обрадованные возвращением в Ревель, постарались на славу, ко- рабь сиял, как новенький рубль, что хранился в сундуке боцмана Пузырева. Спустившись в шлюпку, боцман обошел на ней вокруг корабля и остался еще более доволен: борта помыты хорошо, подтеков нигде не видно, стоки шпигатов подкрашены аккуратно — в тон всему борту.
Поднявшись на палубу, Пузырев даже снизошел до такого разговора с вахтенным у трапа матросом Деминым:
— Чего на берег пялишься? Все равно, пока не сдадим приборку, к причалу не пустят.
— А мне это безразлично, — ответил Демин. — На берег меня и так и эдак не пустят — проштраф- ленный я.
— Чем это ты проштрафился? — спросил боцман, хотя и знал, что вчера минный офицер Поликарпов поймал Демина в офицерском коридоре, куда матросам ходить без вызова не полагается.
— Да вот попался на глаза этому… Поликарпову. Все нюхает.
— А ты не лезь, куда не надо! — сердито сказал боцман. Ему не понравилось, что матрос так непочтительно говорит об офицере. Может, и про него, боцмана Пузырева, за глаза еще и не такое ляпает. — Стоишь вот и тоже пялишься куда не надо, а под самым носом ничего не замечаешь. Видишь вон, песок в ватервейсе остался? Смой!
Никакого песка в ватервейсе не было. Пузырев сказал об этом лишь для того, чтобы поставить матроса в свои рамки. Демин не посмел возразить, взял ведро и осторожно, чтобы не обрызгать борт, опустил на штерте в воду. Послушность матроса привела боцмана опять в хорошее насторение. Но тут он заметил, что из котельного отделения выскочил матрос Заикин и помчался на бак.
— Стой! — рявкнул боцман. — Куда прешься, чумазая харя, не видишь, вымыто?
Заикин остановился и весело доложил:
— В гальюн приспичило, вашскородь!
Боцману польстило, что матрос назвал его как офицера — высокоблагородием. И он уже менее строго сказал:
— Бери вон тряпку и затирай то, что наследил.
Пока Заикин затирал оставленные им грязные следы, боцман стоял над ним и рассуждал:
— Я бы ваше чумазое племя совсем не выпускал на верхнюю палубу. Одна грязь от вас, да и вид кораблю портите. Что задницей на флаг уставился, а ну повернись!
Боцман поддал матросу под зад. Заикин быстро, как пружина, распрямился, и в то же мгновение Пузырев почувствовал оглушающий удар в ухо. Пытаясь удержаться на ногах, боцман схватился за робу Заикина, рванул его к себе и прошипел:
