— С тобой еще кто‑то?
— Племянник. Проходи, Гордей.
Коридор был длинный, по обеим сторонам его — множество разноцветных дверей. Они завернули в ближайшую.
Михайло был чем‑то похож на Федора Паш- нина, от него тоже пахло железом, а может быть, так пахло в комнате, потому что кроме железной кровати и стола в углу еще стоял верстак с тисками, в которые был почему‑то зажат рашпиль.
— А где Варвара? — спросил Петр.
— Она сегодня в Ночь работает. Теперь, брат, строгости — война. Что в деревне? Как относятся к войне крестьяне?
— Да ведь я всего день и пробыл при войне- то. Пять возрастов сразу берут, — Цезаря видел?.
— Нет, но письмо от него имею.
— Я дядю Цезаря знаю, — сказал Гордейка.
— Вот как? — удивился Михайлов. — Ну и что же?
— Хороший дяденька. Только тошшой больно.
— М — да, — промычал Михайло. — Тошшой, говоришь? Это верно. Лечиться бы ему надо, на воды поехать. Да куда уж теперь!
Между тем дядя Петр расстегнул штаны, распорол ошкур и достал из него какую‑то бумагу, Михайло долго читал ее, потом, хлопнув себя по колену, радостно воскликнул:
— Молодцы! Ей — богу, молодцы! Значит, Урал действует. Хорошо, очень хорошо! — И внезапно спросил Гордейку: — Ну а ты зачем пожаловал?
Гордейка растерялся от неожиданности и прямоты вопроса и только хлопал глазами.
— В школу думаю определить, в юнги, — пояснил Петр.
— В школу так в школу, — согласился Михайло. — А тебе, Петр, придется оттуда уйти.
— Это почему же?
— Попросись на действующий флот, желательно на большой корабль. Там ты сейчас нужнее. Юнги есть юнги, пацаны еще. А нам нужно работать серьезно. Очень серьезно! И йотом, твой патриотический порыв служить на действующем флоте, надо полагать, будет оценен начальством по достоинству. Это тоже немаловажно. Понимаешь?
— Чего тут не понять? Надо, значит, надо.
— Вот и хорошо. А теперь давайте пить чай. — Михайло взял зеленый эмалированный чайник и вышел.
— А как же я? — спросил Гордейка.
— Тебя‑то я устрою, — вздохнул дядя Петр. — А мне придется уходить. Служба, брат.
Гордейка понял только одно: Михайло имеет над Петром какую‑то власть и это по его хотению дядя собирается уходить из школы юнг. И Гордейка сразу проникся к Михайле неприязнью. Когда за чаем Михайло спросил его, понравился ли ему Петроград, Гордейка мрачно ответил.
— Нет.
— Почему?
— Толкаются все.
Михайло расхохотался, и это еще более обидело Гордейку.
Утром он попрощался с Михайлой равнодушно и холодно, а когда вышли на улицу, сказал дяде:
