Эрик отвернулся в сторону, стараясь не вслушиваться в перебранку.
Шестипалый конвоир достал из кармана маленький радиоприемник и щелкнул переключателем (шуршание атмосферных помех — баритон Льва Левченко — опять помехи). «Оставь его, пущай поет.» — второй конвоир сунул руку под шинель и с наслаждением почесался; «Хоккей хочу найти.» — отвечал шестипалый (помехи — помехи — помехи). «Говорили мне, начальничек, что совсем нервный ты в последнее время стал. — с притворным участием говорил Гришаня — И по службе неприятности …» «Да не бывает хоккея в девять утра … ты что, с коня упал, Ломакин? Вертай назад …» «И откуда тебе о моих неприятностях известно, Рябов?» «Я этого Левченко на дух не переношу, Кадлец, у меня от него зубы, как от лимона, ломит.» «Слухом земля полнится, начальничек, — в ментовке стукачи тоже имеются.» «Ну ты и муда-ак, Ломакин!» «И что же тебе стукачи ментовские рассказали?» «Рассказали, как на предновогоднем балу в главном управлении ты какому-то капитану нос по пьяному делу сломал …» «Сам ты мудак!» «… а капитан тот оказался племянником генерала Пшебышевского!» Равномерно журчавшая беседа конвоиров резко оборвалась. «А еще рассказывали, что находишься ты из-за той драки под внутренним следствием, — продолжал Рябов, — и ежели найдет оно тебя виновным в беспричинном избиении боевого товарища, то вылетишь ты из доблестных ментовских рядов, как пуля из пистолета Макарова.» «А вот тут, Гришаня, рассердил ты меня до невыносимости … — лицо атлета побледнело от гнева, — Зря ты это удумал … знаешь, что я теперь сделаю? Как прибудем в Щербицк, рассажу-ка я вашу банду по отдельным камерам, да запущу сук человек по пять … так что запоете вы все трое петухами после первой же ночи …» Непонятная угроза милиционера произвела впечатление — несколько секунд в салоне микроавтобуса царило напряженное молчание. Конвоиры инстинктивно отодвинулись от заключенных и схватились за дубинки. Лицо Петреску-Ворона искривила гримаса ненависти. Рябов остался невозмутим. Дефективный так и не проснулся. «Г-гад, мусор … — прошипел Ворон сквозь блестевшие сталью коронок зубы, — Ты у меня ножик скушаешь, подлюга!..» «Что, проняло?! — нервно рассмеялся атлет, — Теперь у нас с вами совсем другая песня пойдет …» «Ошибаешься, начальничек. — перебил его Рябов, — Никакой песни у нас с тобой не будет.» «Это почему же?!» — поинтересовался милиционер. «А потому, что, как приедем мы в Щербицкий изолятор, так тут же и попросим у дежурного офицера замены следователя по причине личной вражды с подозреваемыми.» Атлет сложил черты своего лица в издевательскую улыбку: «И знаешь, куда тебя дежурный пошлет?» «Вряд ли он меня пошлет, начальничек! Мы, как-никак, уголовные, а не политические, — Рябов усмехнулся, — права имеем …»
