Рассказы | страница 40
— Ну вот, видишь, нам не о чем говорить, если ты считаешь веру выдумкой.
Он не прав.
Я не считаю религиозную веру выдумкой. Вот же он — верующий, пылает потусторонним гневом. Но не я же набрасываюсь на него с агитацией, напротив, это его что-то щекочет: «Нужно готовиться к смерти…».
— Гроб купи и спи в нём.
— Знать бы час…
— Зачем?
— Чтоб успеть подготовиться!
— А ты будь всегда готов.
На короткое время он умолкает, формулирует тезисы, аж пар из ушей валит, так напрягается. Затем приступает: «Как думаешь, есть ли люди без души?».
— Есть.
— А где же у них душа, куда она делась? — Георгий, божий человек, всё топчется и топчется между пальцами такого же нафантазированного дьявола, страшась конкретизировать понятие.
— Души их черти на том свете шашлычат, а тельца их по земле шастают, с картинками разговаривают, думают, что спасаются.
— Я живу правильно. Хочу даже научить кого-нибудь тому, что сам познал.
— Только к детям не подходи.
Обиделся.
Чёрт! И меня осенило! Это бес обыкновенный, бес в смиренной ненависти. «Бес» — если в его терминологии выражаться.
«Я должен тебя предупредить, чтоб ты на Страшном суде не говорил, что не знал…».
Бес.
И далее. Тот бог, от имени которого он вещает. Те жуткие изображения, которые он называет «иконами», все те монотонные малопонятные псалмы-заклинания, которые он нашёптывает по ночам, сорок раз повторяющиеся, будто до тех, кому он их адресует, с первого раза не доходит — бесовщина это всё натуральная.
«Бесовщина» в смысле — враждебное мне.
Сбивает с пути. Запугивает. Именно в этом его задача. Они, изощренные христопоклонники, для того лишь и путаются между людьми, чтобы отнять силы, не дать возможности мыслить, помешать идти, сражаться, отстаивать себя.
Они — убийцы духа.
Христиане и моралисты, напустив туманного пафоса, шинкуют вечность, кромсают её на просвирки и вскармливают ими прожорливую пустоту.
Я благодарен им за сделанные открытия.
Я умертвил свой животный религиозный страх.
Мир безумен.
Мир хаотичен.
Беспорядочен, как юношеские половые связи. И, значит, мир молод, в нём всё только начинается! Я влюблён в этот дикий, необузданный мир, я желаю его!
А они предлагают дрочить душу на Святую Деву.
Лучше я буду спать с трипперной шлюхой. По крайней мере в ней больше искренности и чистоты, чем в боге, заляпанном лживыми и трусливыми языками спасающихся.
Я смотрю на одержимого и мне его не жалко.
— Бес в тебе, брат Георгий.
Карфаген Алиевич Блокс
За всякой камерной дверью обнаруживается очередная свалка человеческих судеб. Несчастные люди, изнурённые следственными мероприятиями, но ещё больше изнурённые существованием в узких пеналах маломестных камер, пытаются обустроить временный быт. Всё упрощено до предела. И в этом античеловечном казённом упрощении людям хочется хоть какого-нибудь вещественного усложнения.