Вино было кислое и вонючее. Скривясь, я выпил единым духом, как лекарство. Фиделин все не уходил, переминаясь у двери.
— Это, господин, — сказал он наконец. — Вы бы велели его покормить. С утра парнишка не евши.
Я молча запустил в него кубком.
— Воля ваша, — мрачно ответил он и плотно притворил за собой дверь.
Я закрыл глаза. В камине шипело и потрескивало, а за стенами в ночи грозно гудела от ветра равнина.
Даю ему десять дней, подумал я. Нет, двадцать. Если за это время ничего не произойдет… А что должно произойти? Это же бред собачий, что он мне рассказал. Вранье и дешевые фокусы. Забыть немедленно. Дверь в подвал замуровать. Не было никакого бродяги, никакого такого мастера с непроизносимым именем, и никто мне ничего не рассказывал. В конце концов, я уже привык, что вот он, конец жизни, как на ладони: королевский Посланник, бравые ребята в черных плащах, короткий бой. Не будь его впереди, давно полез бы в петлю. Или спился. Или сошел с ума. Только для этого последнего боя нужны мне жизнь, сила и рассудок. А невидимые замки… Слишком сложно. Слишком заманчиво. Слишком красиво, чтобы быть правдой…
Сквозь дрему мне послышался далекий тоскливый скрежет, потом что-то гулко ахнуло и загрохотало. Драться можно и на руинах, смутно подумал я. Проснувшись от нестерпимого света, я увидел, что в окна бьет солнце, а в изножье кровати, как изваяние, стоит Фиделин. Судя по всему, он ждал моего пробуждения уже давно.
— Там… — изрек он, неопределенно махнув рукой. — Эти пришли… старейшины. Из семи окрестных деревень. Спрашивают, не надо ли чего, а я почем знаю. С рассвета дожидаются.
— Чего? — тупо спросил я.
— Да вас, господин. Говорят, двадцать лет прошло, войны не было, так, может, вы чего прикажете.
И тут я вспомнил. Это был древний обычай королевства, я всегда считал его дурацким: если в деревнях в течение двадцати лет не собирали ополчение, местные жители были обязаны, сверх обычных повинностей, выполнить для господина любую работу на его условиях. Сон с меня как рукой сняло.
— Отослать их? — спросил Фиделин.
— Нет, — я сорвался с постели. — Скажи, пусть ждут в большом зале. — Дак ведь там потолок… — только и успел сказать мне вслед Фиделин. Не помню, как я очутился внизу. Стражник опять завозился, открывая дверь, я отшвырнул его и отпер сам.
— Эй, — позвал я. С порога ничего не было видно, лишь на полу едва заметно блестела полустертая перламутровая паутина чертежа. — Как тебя… Зодчий!
