Гость споро закрыл клапан и встал посередине палатки. Лицо закрывала маска.
- Ну? - лениво поинтересовался я. - Может, присядете? Чайку дать? Или водки? Авось, разговоритесь...
Пришелец расхохотался.
Так.
И снял маску.
Мы с любопытством уставились друг на друга.
- Как тебя зовут?
- Крис Блейк.
- О!.. как удачно. А меня - Марита Грин.
Я потянулся; мы крепко обнялись. Я тихо шепнул на ухо, еле шевеля губами:
- Привет, Анджи...
- Привет...
Объятия немедленно переросли в долгий, внятный, глубокий поцелуй. Ох, мало кому я позволял так с собой обращаться. Строго говоря, Анджела... нет, извините, Марита, была единственной.
Я любил совсем других женщин. Невысоких и томных, избалованных, аристократичных до кончиков крохотных ноготков на изящных ножках; состоятельных, вредных, вздорных, склонных к интригам, и неотразимо прекрасных. На крайний случай, сходили милые девчушки вроде Лилии, еще не вышедшие из нежного цыплячьего возраста, едва вылупившиеся бабочки. Марита воплощала в себе все мои мужские кошмары, собранные вместе; я обожал ее и всегда радовался и компании, и близости.
Она была на пару сантиметров выше меня, сильная физически, крепкая. Она сводила далеко не все шрамы, полученные на службе; у нее были родинки, морщинки и веснушки в ассортименте. Широкие, крепкие ладони набиты на тренировках и от постоянных занятий с оружием. Стильно подстриженные, жесткие, густые и волнистые от природы волосы уже парой легких штрихов пометила седина, которую Марита не собиралась ни замечать, ни подкрашивать. Пресс в кубик, ягодицы без капли жира.
А в схватке мне пришлось бы использовать против нее станнер.
И все же она была неотразима. Она была...
И этим все сказано.
- Надолго? - шепнул я.
- До конца задания, - так же горячо отозвалась она. - Шеф прислал прикрыть.
- Воля Рока! - я откровенно расхохотался. Это было не то задание, где требовалось прикрытие. Но Контора рассудила по-другому...
Мы повалились на узкую лежанку. Десять минут пыхтения, копошения в застежках и мехах, веселого шепота, - и ложе заняло всю палатку, превратившуюся в уютный оплот разврата. Через полчаса я уверовал, что не зря променял законный отпуск на эту дыру, а полное душевное спокойствие - на слабую, непонятную внутреннюю тревогу.
...А тревога давала о себе знать.
Потому что примитивное, полученное в Конторе задание мне чем-то, почему-то, отчего-то не нравилось.
