Оба смеялись, а потом Лев недолго кашлял то ли от смеха, то ли от виски, которым он, смеясь, запил свой анекдот, после чего Паша сказал:
— Смешно, да. Но цель инопланетян не выполнена — моя гомофобия только усилилась.
— При чём тут гомофобия? — удивился Лев. — Этот анекдот я просто не мог не вспомнить после твоего рассказа, мне кажется, ещё до того, как ты упомянул её мужские руки, вся эта ситуация с моллом, который как бы является частью её квартиры…
— Точно так же, как и моей квартиры… И ты меня невнимательно слушал, Лев, я не говорил, что у неё мужские руки, я говорил, что ей кажется, что у неё мужские руки. Мне так не кажется, но она говорит, что один её прошлый приятель об этом то ли говорил, то ли думал, — ей же кажется ещё и то, что она читает мысли… Что он так думал, когда смотрел на её руки… При этом её фройнд был звездой шоу-бизнеса, в отличие от неё, не погасшей, да и совсем другой — первой, то есть, величины.
— А кто?
— Неважно… Ну то есть она просила вот это уже вообще никому не говорить.
— Всё загадки… Прямо Роми Хааг какая-то…
— Да нет, это только её измены… Не знаю, может быть, под влиянем этого её взгляда на свои руки — если она не смотрит на стенку, то смотрит на них… Но в то же время я не могу сказать, что она с приветом, ты понимаешь?
— Ну да, и ты хочешь, чтобы это сказал я, — улыбнулся Лев. — Но если я, братец, ещё могу представить себя в качестве частного детектива — с твоей лёгкой руки, кстати говоря… То уж психиатром — уволь. Я человек старой формации, у меня с этим чётко ассоциируется советская карательная…
— Ладно, увольняю, — усмехнулся Паша, — как-нибудь уж сам разберусь.
— Тебе надо отвлечься, — сказал Лев, — однозначно. Пойдём, там должны были прийти ещё гости, которых ты не знаешь, причём гораздо ближе… к твоей возрастной группе, а может быть… и целевой? — и он увлёк Пашу за собой обратно в гостиную, где в самом деле было теперь ещё более многолюдно, чем раньше, новые лица… На него поглядели три девушки, и одна ему в первый момент тоже глянулась, но после нескольких слов, которыми они перебросились, он понял, что она пуста ещё в большей степени, чем две её постоянно хохочущие подружки…
Не говоря уже о том, что у всех у них были «фройнды», один немецкий, другой русский, третий — у той, что глянулась, — неизвестно какой, но с кем-то же она всё время обменивалась эсэмэсками, а когда алкоголь в её голове перешёл какую-то красную отметку, стала хохотать даже громче, чем её «простейшие», как она успела их ему назвать на ушко, спутницы… Паша подумал: «У меня вообще какая-то аллергия на женский смех, может быть, они и не виноваты, это уже у меня такая… слабая психика… „В поисках грустной беби“… Хотя у меня уже есть одна… но беби ли или бамби…»
