Сара Ханниген склонила над акушеркой свое измученное жизнью лицо:
– Вы сильно ушиблись, Дорри?
Акушерка молча поднялась с пола, накинула на себя пальто, которое до этого висело на крючке, приколоченном к кухонной двери, и туго повязала голову платком. Сара Ханниген растворила перед ней ведущую на улицу дверь, и Дорри, низко согнувшись, поковыляла под валящий с неба снег. Она так злилась, что даже не чувствовала тупой боли в ушибленном колене.
Она, видит Бог, расквитается со сволочным молокососом, даже если на это уйдет вся ее жизнь…
– Миссис Кларк! – сказал тогда врач. – Я не позволю пьяной акушерке принимать роды. Что же касается простыней, то я не собираюсь их рвать. Мы их просто одолжим на время. Понятно, миссис Кларк?
Дорри всю трясло. Впрочем, виной тому был не снег, который кружился и танцевал в воздухе. Ей совсем не было холодно. Суеверную акушерку испугала мысль: «Иисус, Мария и Иосиф! Как он мог догадаться? Положим, выскочка слышал, что я люблю пропустить стаканчик, но о простынях он точно не мог ни от кого узнать. Боже правый! Отец О’Молли на проповеди говорил, что дьявол ходит по земле и принимает множество обличий… Он – дьявол! Ой! Отец О’Молли говорит, что с кознями дьявола надо бороться. Боже мой! Я должна побороть дьявола!»
В спальне дома номер шестнадцать по Витли-стрит доктор Родни Принс стоял, опираясь локтями о каминную полку. Для этого ему пришлось изрядно согнуться, так как полка эта находилась на высоте метра с небольшим от пола, да и по ширине не представляла собой ничего значительного. Врач нервно приглаживал густые длинные волосы. Господи! Как он устал! Она когда-нибудь родит, в конце-то концов? Сегодня сочельник… Сочельник. Стелла сейчас, должно быть, сидит как на иголках. Красивая, талантливая, несправедливо обиженная (он криво усмехнулся своим мыслям), всеми покинутая жена никчемного докторишки из трущоб! Когда стало ясно, что это надолго, он позвонил жене и предложил пойти к Ричардсам одной. Потом позвонил Ричардсам, но ему ответили: «Миссис Принс сказала, что без вас не приедет». Умненькая Стелла, как всегда, талантливо играет роль преданной жены, которая с нежной улыбкой на устах ожидает возвращения мужа за столиком со свежесваренным кофе и нарезанными сэндвичами. Хитренькая Стелла! Боже правый! Когда это кончится?! Уже четыре года ежедневных мучений, а впереди еще десять… пятнадцать… двадцать лет, может, и больше. Если бы он не любил ее так сильно! Завтра Рождество… Она пойдет в церковь и преклонит свои колени перед алтарем так, чтобы певчие из хора лучше ее видели. Прямо ангел Господень, а не женщина из плоти и крови… Бедные певчие! Он знал, какие мысли невольно роятся в их головах. Как можно, распевая церковные гимны, думать о Троице, когда богиня природы дает о себе знать самым непочтительным образом? Богу, с которым души людей имеют шанс познакомиться только после смерти бренного тела, трудно конкурировать с манящей реальностью бытия.
