Несмотря на скромное название — «Пионер» — в кинотеатре показывали по вечерам и не пионерские фильмы. В подвале работал бар, напротив громыхал тир, а в небольшом зальце пели какие-нибудь не очень удачные певцы и выступали порой малоизвестные кудрявые поэты. Поэты потом почему-то обязательно заходили в тир, делали пару неточных выстрелов и нимало не смущаясь этим, спускались в бар и оседали в нем до самого закрытия. Елизавета тяготела к людям искусства. Она часто выписывала им не одну, а пять оплачиваемых «путевок» за одно выступление, — и они любили бывать в «Пионере», читая свои вирши не только по вечерам, но и днем — для детворы и старушек.
Для Володи все поэты были на два лица: походившие на Есенина или на Блока. Женщин-поэтесс Елизавета не приглашала принципиально. Она предпочитала быть не просто королевой, но и единственной женщиной среди табуна мужиков.
И в тот день у нее торчал в кабинете какой-то псевдо Блок: то ли Мыльник, то ли Мельник по фамилии, потом вдруг, лет через пятнадцать, взлетевший в поэты-песенники и ставший знаменитым… Нет, Мельник или Мыльник к тому, что случилось с Елизаветой, отношения не имел, тогда он просто сидел у нее, осторожно утешая, а она рыдала и пила коньяк, как воду. Правда, потом жена этого Мельника — да, фамилия его была именно Мельник! — стала директором «Пионера», и злые языки поговаривали, что она, мол, и накатала сама куда следует телегу на огненноволосую диву. Что было написано, Володя так и не узнал. Рыдала Елизавета безутешно.
— У меня такие страшные неприятности, Володенька, — шептала она, прижимая к себе его черноволосую голову. Поэт тактично удалился. — И растрата большая, и… не только… Наклепал кто-то на меня! Что будет!?
И тут Володя испугался. Действительно, что будет!? Мало ли куда написали?
В дверь постучали.
— Войдите! — Рыдающим голосом пригласила Елизавета. Вошел ее брат, Антон.
— Ладно, — поспешно сказал Володя, — я тороплюсь. Пока — Он встал и быстро пошел к дверям.
— Не уходи! — Елизавета выскочила изо стола. — Останься!
— Дела у меня, Лиза, — проникновенным голосом сказал Володя и как-то по-отцовски взросло посмотрел на нее. — Держись.
Она выбежала за ним, проводила по лестнице и в открытую дверь крикнула:
— Завтра я буду здесь с десяти утра, приходи сюда или сегодня после двенадцати домой.
Володя не пришел ни ночью, ни утром, ни через день. Как он себе объяснил — просто закрутился, замотался, то с шефом встречался, то работал… Во вторник, — он никогда в жизни не забывал, что это случилось именно во вторник, — ему позвонил Антон, брат Елизаветы, и будничным голосом сообщил, что она покончила с собой, а похороны в четверг, в два часа, панихида в «Пионере».
