Прадед Прамчука был когда-то одним из самых богатых купцов в Туве и от него, наверное, Анатолий Николаевич унаследовал такое ответственное, как говорили соседи, отношение к семье: «Волга», квартира под сто метров — в те-то времена! — прекрасная дача, пристроил по блату сына в медицинский: Колька, названный в честь деда, способностями не отличался и сам вряд ли бы в институт поступил. А уж двух дочек Прамчук просто обожал, особенно младшую, Олюшку.
Но вот уже десять лет как начался этот кошмар.
Ирма Оттовна вошла в дом, села в кресло — опять, опять заболела нога, так заныла, хоть завой, надо сделать рентген: нога не только ноет, но стала как-то слабее правой, тоньше, пожелтела. Ирма Оттовна говорила мужу, но особенно распространяться о своих тревогах боялась — кому нужна больная — то жена? Делилась только со старшей дочерью, Мартой.
Набрать ее телефон?
Испугается, примчится. Хоть ей с мужем повезло. Женил ее сам Анатолий Николаевич. У них в институте оказался молодой да способный. Привел в дом, напоил винцом. Правда, потом оказалось, что Володя к выпивке ой как не равнодушен. Но то потом. И вылечил его тесть одним махом — отвез к знакомому доценту, прямо пьяного, тот, очнувшись после серы и седуксена, увидел подле себя тестя: «Ну что, будешь еще зеленого змия привечать?.» С тех пор в доме у дочери никогда ни одной бутылки. Ты у нас больной, сказал тесть, мы за тебя, дорогой отвечаем.
Но Володя ведь Марту обожает. Да и как ее не любить? Такая красивая, веселая была она всегда, сейчас, конечно, семья замучила, она тоже не работает, двое сыновей, правда, домработница приходящая есть, но все равно Марта слабенькая. устает. Иногда и Володя по дому помогает: он пол может вымыть, посуду, обед приготовить, — по воскресеньям он всегда у плиты.
— Марта?
— Я, мама. Ну как ты?
— Опять нога, опять…
— Надо к врачу.
— Надо, но…страшно.
— Не волнуйся, наверное, ишиас, нерв, знаешь, как может мучить.
— Марта, снова меня назвали этой… Аглаей Дмитриевной…
— Кто!?
— Да парни кирпичи привозили — пристройку собирается отец делать, и вот…
Прамчук и верно был отличным семьянином, правда, уже десять лет имел не одну семью, а две, причем — одновременно: Аглая, молодой да задорной приехала из какого-то дальнего таежного поселка — и прямо в седеющего Прамчука и впечаталась, точно в городской расплавленный асфальт женский каблук. С тех пор они вместе.
Дочь сообщила ему по телефону, что опять рабочие перепутали: Прамчук послал две машины кирпича, проинструктировав, кому и где кирпич сгрузить, — вот болваны, Аглаюшке-то надо было кирпича в два раза больше — класть второй этаж, а сюда только на пристройку. Ну ладно, Аглая-то лишь похмыкает, что назвали Ирмой Оттовной, но от Ирмы ничего хорошего ни жди: холодная эстонская кровь, — замкнется, перестанет разговаривать, будет сверкать своими льдинками, ть-фу, идиоты!
