Лев, глотающий солнце | страница 15
— Вы все сейчас директора фирмы. — Я сама удивилась своей резкости. Это вовсе не мой стиль. Всегда предпочитаю, как дождь, плавно обтекать, омывать… Редко дождь превращается в ливень и больно хлещет по коже.
Он обиделся: «Между прочим, ко «всем» никакого отношения не имею! Я и заканчивал факультет стоматологии!»
Ему принесли гору мяса и салаты — почему-то одновременно.
— Да, ладно, — сказала я, — извините.
Есть мне расхотелось. Я доклевала картофель, попила минеральной, — неприятно ночью в гостинице просыпаться от голода, — и подозвала официантку.
— Хоть скажите, как вас зовут, — он в буквальном смысле схватил меня за руку, когда я встала, чтобы уйти из ресторана. — Меня — Андрей, а вас… — Он смотрел вопросительно, все сильнее оттягивая мой вязаный рукав.
— Дарья. Приятно вам поужинать. — Я, наконец, высвободилась из его ладони, и, опасаясь, что он поинтересуется, в каком номере я остановилась, торопливо пошла к выходу.
Войдя в комнату, сразу включила свет, достала письмо, села в кресло и распечатала конверт. В нем оказались записка сестры и, тоже заклеенный, голубой пакетик, сложенный вдвое.
Белый лист бумаги, исписанный крупным почерком сестры, задрожал в моих руках. Я заплакала. Я боялась, боялась читать это короткое письмо!
Страх, охвативший меня, был совершенно иррациональным. Возможно, я подсознательно опасалась понять по содержанию письма или по каким-то странным изменениям в хорошо мне знакомом почерке, что сестра моя покончила с собой в состоянии безумия, а, значит, и в ее квартире меня может ожидать что-то жуткое, неподвластное разуму? Или же меня пугала ее посмертная просьба, которую я не смогу не выполнить? Что это за просьба? Русский вариант вендетты? Но она же ушла сама?! А если ее кто-то подтолкнул?!
Нет, я не смогла бы ответить ни самой себе, ни кому-то другому, какая сила парализовала меня, сидящую в кресле с белым листом бумаги в руках.
Что скажет из небытия мне ее голос?
С помощью самоубеждения я попыталась себя успокоить: ничего не произойдет со мной, если даже в письме окажется что-то ужасное, надо просто приготовиться и прочитать его так, будто это не записка моей сестры, а фрагмент романа, придуманный каким-нибудь писателем и переписанный его читательницей своей рукой.
Я опустила глаза и начала читать.
Как незначительная ссора, о которой можно было бы легко забыть через минуту после ее вспышки, превращается вдруг в твою личную кару, боль и вину, если после нее человек, с которым ты ссорился, внезапно умирает, так и письмо сестры, если бы не мое знание, что за ним последовало, представляло бы собой обыкновенную записку немного романтичной особы, сообщающей неведомому адресату (она писала даже без обращения!) место, где в квартире можно найти ее перепрятанный дневник. Положила она его в книгу, стоящую на одной из полок стеллажа, который помнился мне еще с того времени, когда я впервые, сама, с усилием, вытянула из самого нижнего его ряда любимую книгу моего раннего детства «Два капитана» …