Дэвид Нэш двигался по узким коридорам дворца в сопровождении президентской охраны. Ему завязали глаза. И только опыт, умение считать шаги и повороты, давал возможность ориентироваться. Судя по числу шагов — а Дэвид знал среднюю длину своего шага, — он прошел уже три километра четыреста сорок метров. И его еще не думали останавливать.
В коридорах стояла изрядная духота, что указывало на то, что они под землей. Впрочем, это нетрудно было угадать по тому, как тронулся лифт со второго этажа. Именно тогда Дэвиду завязали глаза. И хоть лифт шел плавно и медленно, многолетнее чутье матерого бойца, офицера внутренних войск, указало на то, что они опускаются. Опустились, правда, не глубоко. Но потом пошли по пологому спуску вниз, после поворота стали опять подниматься.
Мерные шаги охранников. Цок, цок, цок. Их было четыре человека. В защитных шлемах. Лиц, естественно, не разглядеть. Удивляло Нэша одно: почему ему завязали обычную повязку, а не надели какой-нибудь намордник в виде того же шлема? Ведь руки-то ему не связали. А что как он рванет маску с лица?.. Хм. а что это даст? Ведь Нэша вели не как пленника, а как опытного сотрудника на беседу с Министром Госбезопасности. О чем ему было сообщено два часа назад, когда он находился, можно сказать, в сердце материка, на месте повседневной службы. И вот сорокалетнего полковника сажают в самолет, предварительно предложив сдать оружие. Мчат над бескрайними плантациями к побережью. И вот уже Президентский Аэродром, где Дэвида с трапа встречает генерал Джексон, коротко объясняет причину его вызова. Собственно, ничего не объясняет, а говорит, что его поведут на встречу с министром. Затем бронированный лимузин с тонированными стеклами вмиг домчал Нэша к Дворцу Президента.
А теперь он идет уже четвертый километр по извилистым коридорам дворцового подземелья, то опускаясь, то поднимаясь. Зачем так долго ведут? Естественно, чтобы запутать. Чтобы в его цепком уме, а про эту цепкость в Армии ходят легенды, не отразился план подземелья. Если еще расстояние можно было учесть, то все плавные изгибы, пологие восхождения и спуски путали картинку окончательно. Дэвид поначалу сердился на себя, чувствуя, что упускает ориентацию. Затем неожиданная апатия стала овладевать им. Сперва он перестал учитывать спуски и повороты, а потом и считать шаги.
Примерно на пятом километре пути его остановили и шаги охранников стали отдаляться. Щелкнули массивные двери. Одна минута неподвижной тишины показалась Дэвиду вечностью.
