На первых порах жизнь как будто раздумывала, куда повести ей эту пару. Она раздумывала так до рождества и затем решила: пусть-ка они встанут на ноги, раз они только начали и воображают, что все у них идет хорошо. Лесоторговля, столь щедро облагодетельствовавшая все сословия финской земли, еще раз пришла на выручку Юхе Тойвола. В ту зиму верстах в четырех от торпа валили лес, и Юха ходил на рубку три месяца подряд. Он пробыл там и тот день, когда Рина, оставшись дома совсем одна, родила своего первенца, нареченного Калле Иоханнесом.
В тот вечер, возвратившись домой, Юха очень испугался и совсем не обратил внимания на то, что ребенок появился на свет до срока. Правда, он оправился от испуга, как только увидел, что все прошло благополучно, но все же у него осталось какое-то странное чувство смятения, причины которого он не понимал. Ему казалось, будто что-то грозное встало перед ним и спросило: «Как будешь жить дальше?» Ведь теперь придется кормить ребенка… При этой мысли Юхой снова овладела острая, мгновенная тоска. Снова вспомнилось о деньгах — они сейчас вроде бы и есть, но их все равно ни на что не хватит.
Короткий зимний день перешел в затяжные сумерки, затем в ночь. В избе Тойволы лежали три человеческих существа, которые безотчетно сторонились друг друга в ту ночь. Ребенок не хотел брать грудь и время от времени начинал кричать.
Тот февральский вечер был одним из тех редких жизненных моментов, когда и на долю самых примитивных натур выпадают глубокие душевные переживания. Жизнь сдержала свое слово и дала супругам Тойвола встать на ноги. Слух о том, что они преуспевают, дошел и до хозяина, хотя сам Юха очень уклончиво и туманно рассказывал ему о том, как идут у него дела. Хозяин уже знал, что на Тойволе есть корова, правда, не своя собственная, а взятая на подержание. Зато лошадь старая кляча, купленная на пасхальной ярмарке, — была своя. Что касается коровы, то за пятнадцать дней отработки хозяин разрешил пасти ее на своей земле, однако выгон для лошади, как утверждал Юха, он снимал в другом месте. Последнее казалось Юрьоле весьма сомнительным, и вот в разгар лета он отправился на торп. Не считаясь со своей больной грудью, он решил сам проверить, как живет-может его новый торпарь.
Хозяин не пошел прямо к жилищу, а, чуть не доходя до ворот усадьбы, свернул налево и вышел на край поля из лесу, в таком месте, где его нелегко было заметить.
— Что за черт! — совсем по-молодому вырвалось у этого старого, страдающего одышкой человека, когда он увидел начинания своего нового торпаря. — Так вот как они тут устроились! Со всеми удобствами!
