Миранда вынесла в устеленной салфеткой корзинке жареного кролика, золотистого, как обжаренная солнцем пшеница, поставила его на столик на пятерых. Все пятеро сражались каждый со своим противнем запеченных на решетке диких артишоков кардунов. А когда один из племянников принес им жареную картошку, прямо на сковородке, благоухающую фенхелем, я пожалела, что за тем столом для нас не нашлось места. Мы уже остались одни — те двое покончили со своей пастой и попрощались. Уходя, они снова обдали нас запахом молока, приятным и чуть кисловатым. Замечательные люди — экзотичны, но, видно, не так голодны, как все оставшиеся.
Нам подали глубокую миску с бледно-желтой пастой, политой лесными грибами в собственном, темном и чесночном соусе. Упиваясь благоуханным паром, я наворачивала на вилку, всасывала и жевала тонкие желтые шнурки и подбирала блестящий соус коркой хлеба. Я так запрокидывала стакан с вином, что чувствовала: над губами выросли маленькие багровые рожки, но не успела я их утереть, как появились колбаски с обугленной полопавшейся корочкой и наш личный жареный кролик в маленькой сковородке на подложке из жареной картошки. И еще хлеб. И вино. От жадности не в силах говорить, я посылала супругу улыбки, полные совершеннейшего экстаза, а он то и дело отвечал мне зачарованным взглядом.
Никто не просил счет, и никому его не подавали. Кажется, все сами знали, сколько стоит ужин, и, уходя, оставляли на столах пачки лир. Я заметила, что одни оставляют больше других, и задумалась, что они подсчитывают: качество или количество блюд? Впрочем, никто, кроме меня, как видно, об этом не задумывался. А может, каждый платит, сколько может заплатить? Однако, как я заметила, наши соседи по столу денег не оставили вовсе. Может, Миранда кое-кого записывает в почетные гости? Неужели так бывает?
Зал уже почти опустел, труппа племянников и племянниц мыла посуду в задней комнате.
Миранда, еще не остыв, вынесла первоклассный круг молодого сыра — мягкое белое завершение пира. Она съела его вместе с нами, запивая вином. Она широко улыбалась и тихонько мурлыкала, притопывая ногами, словно в движении стремилась сдержать радость.
— Замечательный ресторан, — сказал ей Фернандо.
Я сидела молча, но мои глаза говорили о том же.
— Ну, замечательный — не знаю. Одно могу сказать: тут все как мне хотелось. Знаете, те люди — она кивнула на игроков в карты за занавеской, — а до них — их отцы играли здесь в карты, когда я была еще девочкой. Играли при газовом освещении, при свечах, при свете камина, сколько я себя помню. Я их всех знала еще стариками, — она взглянула на меня, — и видела, как они молодели, хотя каждый по-своему.
