От Поклонной до Колонного. Роль нашего движения в той политической войне, которая определяет облик современной России (продолжение — 2)
Мы провели потрясающую разведку боем. Можно было десятилетиями наблюдать за телодвижениями определенного зоопарка и не получить о нем полного представления
Сергей Кургинян
ХXVI.
Отец мне рассказывал: «Прислали к нам в роту одного типа по фамилии Петров. Дело было в конце 1941-го. Даже в окопе сидеть этот Петров боится. А уж в атаку идти — еще больше боится. Чуть что — плачет. А ведь его прислали командовать взводом. Греха не оберешься! Тут на наше счастье подвалила какая-то разнарядка из штаба полка. То ли писарь нужен был, то ли еще кто-то. Ну, мы быстро спровадили этого Петрова. И забыли о нем думать. Вскоре после конца войны я с друзьями что-то в каком-то ресторане обмываю. Подходит этот Петров, говорит: «Привет!» На нем капитанские погоны, вся грудь в орденах. Я ему говорю: «Слушай, Петров, кто это тебе все на грудь повесил? Руки бы пообрывал!» Он отвечает: «А что ты так переживаешь?» Я говорю: «Да совсем я не переживаю!» Вот так мы расстались».
К чему это мое воспоминание? К тому, что прошел съезд КПРФ. На съезде Зюганова единодушно выбрали главой партии. Еще на четыре года, кажется. То есть вплоть до 2017 года. И если меня Зюганов спросит: «А что ты так переживаешь?» — я честно отвечу: «Да совсем я не переживаю!» Я даже меньше переживаю, чем мой отец, увидевший этого самого Петрова в ресторане вскоре после конца войны. Потому что отец, наверное, все-таки переживал — раз он мне это рассказывал в каком-нибудь 1962-м. И понятно, почему он переживал. Петров выжил, а большинство товарищей отца — нет. И как тут не переживать — и по-человечески, и как ученому? Ведь ты как ученый понимаешь, что это называется «негативный социальный отбор». И что ты в этом отборе, так сказать, поучаствовал. С другой стороны — не реши рота тогда отослать в штаб Петрова, он бы весь взвод загубил.
