Я не особенно тревожусь за Вас: Ваши лета и Ваши религиозные устои служат мне порукой. Вы либо будете жить тихо и избегнете гонений, либо взойдете на эшафот с гордо поднятой головой, как подобает истинной Шазле.
Но за мою бедную Элен я не так спокоен; ей всего пятнадцать лет, она только начинает свою жизнь и не сумеет ни жить, ни умереть.
— Вы ошибаетесь, отец! — воскликнула Ева, прерывая чтение письма, затем продолжала:
Ощутив перед лицом смерти ничтожество земного бытия, я не считаю себя вправе, покидая этот мир, брать на себя ответственность, которая при жизни нимало не испугала бы меня.
Если бы я был жив, я мог бы наставить мою дочь на путь истинный, но меня ждет смерть.
Любезная сестрица, если оба мы умрем, в этом мире не останется никого, кто любит ее, кроме этого человека, и она в свой черед не любит никого, кроме него.
Он хотя и не нашего круга, но (Вы уже двадцать раз об этом слышали) человек достойный и почтенный; пусть он не дворянин, но он ученый, а в наше время, пожалуй, лучше быть ученым, нежели дворянином.
Ева подняла глаза на Жака Мере. Он оставался безучастен.
Впрочем, если кто-либо и имеет на нее почти такие же права, как я, то это он, ведь он забрал ее у крестьян, которым я ее оставил, и превратил в прелестное умное существо, которое у вас перед глазами.
Он станет для Элен хорошим мужем, а для вас влиятельным заступником, поскольку разделяет проклятые убеждения, которые в настоящий момент одержали верх.
Ева остановилась: она прочла глазами следующие строки, и у нее перехватило дыхание.
— Дальше? — спросил Жак ровным голосом.
Ева сделала над собой усилие и продолжала:
Я даю согласие на их брак и, стоя одной ногой в могиле, благословляю его.
Я хочу, чтобы моя дочь, которая не успела полюбить меня, пока я был жив, полюбила меня, хотя бы когда я умру.
Ваш брат
маркиз де Шазле».
Письмо упало на пол, Ева уронила руки на колени и склонила голову на грудь, как Магдалина Кановы.
Длинные волосы ее разметались по плечам.
Жак окинул ее суровым взглядом, каким мужчины смотрят на падшую женщину, потом, словно, ему казалось, что она еще мало страдала, сказал:
— Поднимите это письмо, оно важное.
— Что в нем важного?
— В нем согласие на ваш брак.
— С тобой, мой любимый, — сказала она нежным, кротким голосом, — но не с другим.
— Почему?
— Потому что здесь твое имя.
— Пусть так, — с горечью согласился Жак. — Но мое имя давно изгладилось из вашего сердца, оно исчезнет и с этого листка.
